Издательство «Директ-Медиа» представляет книгу историка и журналист Татьяны Бочаровой «Новочеркасск. Кровавый полдень».
Расстрел забастовки рабочих в Новочеркасске в 1962 году был засекречен вплоть до 90-х годов. Те, кто отдал приказ солдатам стрелять по своим согражданам, так и не понесли наказания. Хрущев приказал подавить «антисоветский бунт» в кратчайший срок любыми способами, хотя требованиями забастовщиков были всего лишь «мясо, масло, повышение зарплаты!». Почему советская власть, которая заявляла, что представляет рабочих, так жестко отреагировала на их забастовку? Татьяна Бочарова занимается расследованием событий в Новочеркасске с конца 1980-х годов. В ее книге рассказывается о причинах и хронике забастовки и ее расстрела, приводятся свидетельства очевидцев и документы, которые позволили восстановить правду о том, что тогда произошло.
Забастовка
В первый день лета рабочие завода хмуро подходили к своим станкам. Передавали друг другу новость о повышении цен на продукты питания. День уже заранее выглядел тяжелым. Это ощущение усилилось на цеховой пятиминутке, на которой объявили о снижении расценок. Передали это и по заводскому радио. Новость придавила. И так трудная жизнь показалась рабочим совсем невозможной. Что делать? Куда обращаться за помощью? Пусть начальство ответит, как жить!
Эти вопросы и мнения рабочие высказывали находившемуся в сталелитейном цехе заведующему промышленным отделом обкома КПСС Бузаеву. Он с утра приехал на завод для разъяснения политики партии и правительства. Рабочие не понимали такую политику народного государства, лишавшего главную свою составляющую — народ — последнего куска хлеба. С таким настроением и по таким расценкам работать не хотелось.
Возмущение быстро охватывало сознание людей. Первоначальная небольшая группа недовольных за минуты возросла до нескольких десятков и продолжала увеличиваться, как по количеству человек, так и по накалу эмоций.
Не вняли рабочие увещеваниям своего начальника цеха Чернышкова и не приступили к работе. Горячо обсуждая новости, вышли из цеха в сквер, к беседке. Здесь воздуха было больше, эмоции еще не достигли критической стадии. Но подошедший вскоре директор завода Курочкин своими ответами на претензии рабочих сломал последнюю сдерживающую планку. «Молока не хватает даже детям, мяса в глаза не видим!» — высказывали ему свою боль рабочие, плакались женщины. «Нет мяса — ешьте пирожки с ливером!» — в сердцах бросил директор, за что его чуть не избили возмущенные рабочие, обматерив по всем статьям. А это его высказывание стало крылатым выражением и передавалось из уст в уста как образец крайне уничижительного отношения начальства к простым людям.
Ситуация накалялась. Тут же, среди рабочих, находились свои лидеры, громко и убедительно простым языком обрисовывавшие проблемы и излагавшие требования. Кто бы вот только их слышал…
Из ядра митингующих в сквере выделялись агитаторы, уходившие в другие цеха и призывающие остановить работу. Долго уговаривать никого не приходилось, и число оставивших рабочие места постоянно увеличивалось. У станков в цехах оставались ветераны, рабочие предпенсионного возраста и прослойка партийно-комсомольского актива. Но и они понимали претензии своих товарищей.
Несколько сотен человек вышли через проходную на площадь у заводоуправления. Как в войну, надсадно-прерывисто будоражил округу заводской гудок. Его включил в подвале компрессорной станции слесарь Гладышев с группой рабочих. Сопротивлявшегося сторожа для видимости связали и около рычага оставили дежурных с наказом, чтобы гудки не прекращались. Так и было. Позже к этому тревожному звуку присоединился гудок паровоза.
Железная дорога проходила совсем рядом, в нескольких десятках метров от завода, и рабочие использовали стальную магистраль в своих целях. Разобрали штакетник забора и перегородили пути, остановив таким образом пассажирский поезд Саратов — Ростов, проходивший Новочеркасск около полудня.
Конечно, рабочим было жалко томившихся в горячих вагонах пассажиров и особенно детей, но поезд всё равно не пропустили. Уж очень хотелось забастовщикам, чтобы в Москве узнали, как «зажимают» рабочий класс. Да и сами пассажиры, выйдя из вагонов и поговорив с рабочими, понимали и даже поддерживали их выступление.
Главный инженер Елкин, достаточно уважаемый на заводе человек, сделал попытку освободить дорогу составу, но она не увенчалась успехом. Сначала инженер выгнал из кабины машиниста своих рабочих, затем они его. Попросту надавали тумаков и вытолкали на насыпь, пригрозив кинуть в топку. Но этим не закончилась эпопея с Елкиным. Не видя вокруг никакого иного начальства, главного инженера заставили влезть на импровизированную трибуну и отвечать перед многотысячной толпой. Но что он мог сказать? Вопросы были, как говорится, не в его компетенции, и вскоре после неубедительных ссылок Елкина на разумную волю партии его стащили с машины и отправили восвояси.
«Как жить дальше?» — рабочие с отчаянием задавали этот вопрос. Из него вытекал следующий, извечный: «Что делать?» Но не нашлось никого, кто бы смог ответить, погасить конфликт в зародыше. Вопросы висели в воздухе.
Свои главные требования забастовщики оформили в надписи на большом плакате, который разместили на высокой металлической опоре линии электросети у железнодорожного полотна (дорогу переводили на электротягу). «Мясо, молоко, повышение зарплаты!» — плакат возвещал о самом насущном. Другие претензии звучали в выступлениях самодеятельных ораторов, трибуной для которых стал козырек переходного тоннеля, выходящий на площадь у заводоуправления.
Выступления были самые разные. Обличали директора Курочкина, ругали остальное начальство. Но больше говорили о том, что живут впроголодь. Что никак не разбавить мясом и маслом опостылевшую еду: хлеб, кашу, картошку, квашеную капусту, соленые помидоры да огурцы. Что тяжело растить детей, которые молока не видят, что нет им места в детском садике и жизнь проходит в бараках. В поиске виновных в такой жизни рабочие доходили и до причин повыше, недобрым словом поминая Хрущева. На тендере остановленного паровоза мелом написали: «Привет рабочему классу! Хрущева на мясо!»
Вспоминает Пётр Сиуда, рабочий НЭВЗа:
«Раздавались призывы послать делегации рабочих в другие города, на другие предприятия, к захвату в городе почты и телеграфа с целью отправки во все города обращений с призывами о поддержке забастовки электровозостроителей. Тогда же прозвучали первые сообщения, что дороги к городу перекрыты, блокированы милицией и войсками. Я не намерен был выступать на митинге. Но меня беспокоили призывы к захвату госучреждений. Я хорошо помнил рассказы участников событий в Венгрии и Грузии. Попытка захвата госучреждений в городе была чревата слишком тяжелыми последствиями. Позже власти эти призывы охарактеризовали как призывы к захвату власти в городе. Однако я выступил с призывом продолжать забастовку, сохранять выдержку, твердость, организованность. И призвал на следующий день всем идти в город демонстрацией, выработать общие требования и предъявить их властям».
С каждым часом атмосфера у НЭВЗа становилась всё напряженней. Толпа возрастала. К бастующим заводчанам присоединялись подошедшие с окрестных жилых районов женщины и дети. Целыми семьями стояли люди у завода-кормильца, обращая к безответным заводским стенам свой гнев. Впрочем, у стен были уши. С самого утра в толпе рабочих находились переодетые агенты КГБ. О том, что происходит на площади, что говорят и что планируется делать, знали те, кому было положено это знать. Они же передавали информацию своим руководителям.
О забастовке рабочих в Новочеркасске Хрущев знал уже с утра 1 июня. Как знал и о том, что по всей стране проходят волнения в ответ на решение о повышении цен. Волнения разной степени — от недовольных высказываний до акций протеста, об этом шли докладные КГБ. Однако незыблемость коммунистической системы не подлежала сомнению, а руководителя партии и государства больше волновали глобальные проблемы.
В Москве в первый день лета, на который приходится международный День защиты детей, проходили торжественные, радостные мероприятия. Выступая на открытии Дворца пионеров, Никита Сергеевич говорил о счастливом детстве советских детей, о будущем коммунизме, куда всех правильно ведет ленинская партия. И, конечно, из столицы какие-то волнения в провинциальном городке казались незначительными лидеру огромной страны.
Но в Ростове-на-Дону руководство во главе с имевшим почти безграничную власть на территории области обкомом КПСС бунт в Новочеркасске расценивало по-иному. Этот «передовой отряд советского народа» сразу кинулся в панику. Первый секретарь обкома КПСС Александр Басов, пользуясь своими полномочиями как член Военного Совета СКВО, хотел поднять войска на усмирение завода-бунтовщика. Пытался это сделать, заметим, в отсутствие командующего Северо-Кавказским военным округом Исы Плиева, который в это время проводил полевые сборы командного состава под Краснодаром. Плиев крайне возмутился, когда узнал об этих попытках Басова. Но вскоре командующему пришлось исполнять приказы вышестоящих партийных начальников.
Не найдя слов для успокоения бастующих рабочих, им решили пригрозить силой. Уже утром 1 июня, около 10 часов, у завода появились первые военные, с рациями, на бронетранспортере. Это еще больше обозлило рабочих. Они перевернули две подъехавшие к заводу легковые армейские машины. Офицерам посоветовали не вмешиваться, машины вернули в исходное положение, и этот первый силовой кортеж отправился восвояси. Затем, ближе к обеду, к заводу подъехало несколько бронетранспортеров с солдатами местного гарнизона. Через главные ворота на завод их не пропустили, но военные проникли на территорию через запасной вход.
Милиция с утра также пыталась восстановить порядок. На завод направлялись оперативные группы работников отделения милиции поселка Октябрьский, городского отдела милиции и прибывшая оперативная группа работников Ростовского УВД. Но реально сделать они ничего не могли и просто отслеживали обстановку.
К обеду 1 июня в Новочеркасск подъехали работники милиции из различных городов и районов Ростовской области численностью около 150 человек. Была предпринята попытка очистить от митингующих площадь перед заводоуправлением и заблокированные железнодорожные пути. К заводу подъехали грузовые автомашины с сотрудниками милиции. Выстроившись в две шеренги, они двинулись к собравшимся, через мегафоны призывая людей разойтись. Этой организованной силе тут же навстречу выплеснулась стихия толпы с извечным оружием пролетариата — палками и камнями. Милиции пришлось отступать, в машины вскакивали на ходу. Два милиционера замешкались, но женщины защитили их от дальнейших побоев.
Милиция больше не предпринимала походов «стенка на стенку», а занялась локализацией конфликта и предупредительными мероприятиями на прилегающих к заводу территориях. Ещё с утра с витрин и прилавков продавцы убрали водку (впрочем, спрос на неё в этот день не увеличился). Под охрану было взято около 30 точек с государственной собственностью: магазины, склады, буфеты, столовые. Нападений и погромов не было. И на самом заводе имущество было в целости и сохранности. Правда, в кузовном цехе была обнаружена разбитая витрина буфета. Вызванная для осмотра продавщица пересчитала находившиеся за витриной пирожки с ливером (те самые!) и заявила, что они все на месте.
Рядовые милиционеры и участковые хорошо знали жизнь заводчан, им понятны были их беды и проблемы. Находясь с утра среди забастовщиков, они в меру своих сил пытались урезонить рабочих, но те советовали им не вмешиваться, не проявляя, впрочем, излишней агрессии к блюстителям порядка. Забастовщикам нужен был разговор с властью. Уважительный разговор.
А у власти самым скорым и отработанным для разговора с непослушными был язык силы. На арену действий вывели внутренние войска. В половине третьего по тревоге был поднят и переброшен в Новочеркасск дислоцировавшийся в Ростове-на-Дону 505-й полк 89-й дивизии внутренних войск. Но и это уже казалось недостаточным. В боевую готовность были приведены части 18-й танковой дивизии. Новочеркасск превращался в полигон военных действий. Отсчет времени шел уже не по часам, а по минутам.
А на учебном полигоне СКВО под Краснодаром с конца мая проводились сборы командного состава округа. О событиях в Новочеркасске там стало известно 1 июня в двенадцатом часу после звонка главного партийного руководителя области Басова, дотоле истерично пытавшегося раздавать команды на месте. Одновременно поступил приказ Генштаба о срочном прибытии командующего округом к месту событий. Плиев не замедлил его исполнить, вылетев в Ростов-на-Дону и появившись в Новочеркасске к 17 часам.
Утром 1 июня, получив сообщение о событиях в Новочеркасске, Хрущев вызвал к себе секретарей ЦК КПСС Кириленко и Шелепина. Им он дал указание первыми отправиться к месту событий, разобраться, и сделать всё для прекращения волнений.
«Армию можно привлечь, но оружие не применять, —распорядился Хрущев. — Такое указание я дал и Плиеву».
Прилетев в Ростов-на-Дону, Кириленко, Шелепин, а также прибывший с ними заместитель председателя КГБ Захаров встретились с Басовым, затем Кириленко уехал в Новочеркасск. Шелепин, переговорив по телефону с Хрущевым, остался дожидаться в Ростове Козлова с Микояном. После их приезда состоялось небольшое совещание, где были спланированы меры по подавлению бунта. Козлов сразу изложил свою позицию:
«Надо применить оружие, а тысячу человек посадить в железнодорожные теплушки и вывезти из города». Микоян предлагал не торопиться, не горячиться, а во всем разобраться. Осторожничал и Шелепин, помня указание Хрущева. Но, вероятно, у Козлова были несколько иные полномочия и указания.
Итак, к концу дня 1 июня в Новочеркасск съехались и слетелись: Ф. Р. Козлов — член Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС; А. И. Микоян — член Президиума ЦК КПСС, 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР; А. П. Кириленко — член Президиума ЦК КПСС, 1-й заместитель Председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР; Д. С. Полянский — член Президиума ЦК КПСС, председатель Совета министров РСФСР; А. Н. Шелепин — секретарь ЦК КПСС (до октября 1961 года — председатель КГБ при СМ СССР); Л. Ф. Ильичев — секретарь ЦК КПСС.
Поскольку партийная иерархия главенствовала и события всё больше приобретали политический характер, то старшим среди всех был Фрол Романович Козлов — второе лицо в партии. Он отличался от других эрудицией, властностью и силой воли. Это был жесткий по характеру человек, считавший, что надо поменьше говорить, а больше действовать, наводить порядок. Несколько иным был Анастас Иванович Микоян. Учитывая его дипломатические способности, Хрущев часто использовал Микояна для переговоров, улаживания конфликтов и споров. Он работал еще со Сталиным, пользовался на Северном Кавказе уважением, возглавляя в 20-е годы краевую партийную организацию. Учитывалось также, что на Дону проживает большое количество армян.
Но главным в принятии решений был Козлов. Его власть, по сути, не была ограничена ничем, ему подчинялись и министр обороны, и министр внутренних дел, и командующий войсками СКВО, то есть все должностные лица, имевшие отношение к событиям в Новочеркасске. Естественно, столь солидная группа партийных бонз прибыла в соответствующем окружении лиц из руководства КГБ при СМ СССР, МВД РСФСР и командования Северо-Кавказского военного округа. У этих лиц также были свои люди, а у тех — свои. Прибыли сотрудники центрального аппарата КГБ и группа работников 9-го управления, обеспечивавшая охрану первых лиц.
Можно сказать, что вся верхушка командной и исполнительской структур государства была мобилизована на погашение новочеркасского бунта. Такая реакция показывает особенность новочеркасских событий, которые на первый взгляд выглядят рядовыми (по всей стране в той или иной мере происходили выступления рабочих, недовольных жизнью и повышением цен), но никуда не выезжал в полной боевой готовности такой командный состав государства, и нигде так изощренно не применялось насилие.
По некоторым сведениям и по логике происходивших затем событий следует полагать, что в это же время в Новочеркасске появились и спецподразделения, занявшиеся самой грязной и кровавой работой.
Вся область была «поставлена на уши». Начальник управления КГБ Ростовской области Ю. П. Тупченко рассказывал, что приходилось встречать, размещать высоких гостей, налаживать правительственную связь. В задачу органов входило и выяснение причастности к бунту иностранных спецслужб. Всерьез задумывались о влиянии «из-за бугра». Не верили, что такое резкое массированное выступление возникло стихийно. Разные версии увеличивали испуг прибывших гостей.
Кроме того, партийные лидеры все-таки знали историю и помнили былой столичный статус Новочеркасска, его свободолюбивый нрав. Так, Ильичев всё время повторял: «Это религиозные сектанты, казаки подняли мятеж». Кстати, и мобилизованным по первости резервистам из ближних мест тоже говорили о восстании именно казаков.
Источник:
