Политолог Алексей Макаркин — о суде над Навальным

В колонии № 2 в городе Покров началось выездное заседание Лефортовского суда Москвы по двум новым уголовным делам Алексея Навального. Его обвиняют в мошенничестве и неуважении к суду.

Дело о мошенничестве в особо крупном размере было возбуждено в конце декабря 2020 года. О возбуждении дела о неуважении к суду стало известно в мае 2021-го. Сейчас их объединили в одно производство. 

По версии следствия, организации Навального собрали 588 млн рублей, из которых политик потратил на личные нужды 356 млн. В деле фигурирует четыре эпизода. Накануне заседания соратники Навального выложили видео, где рассказали о материалах уголовного дела. Согласно версии оппозиционеров, двое из пострадавших — подставные лица, а двое других дали показания под давлением. 

Дело о неуважении к суду связано с процессом по делу о клевете на ветерана Игната Артеменко. Дело рассматривалось в феврале 2021 года: тогда Навального признали виновным и назначили штраф в 850 тысяч рублей. Обвинения в неуважении основаны на 104 фразах Навального и других участников процесса, сообщает соратник оппозиционера Иван Жданов. Максимальное наказание за это — шесть месяцев ареста.

Помимо рассматриваемых дел, ГСУ Следственного комитета расследует дело о создании экстремистского сообщества. Дело было возбуждено в сентябре 2021 года. Навального и его соратников обвиняют в создании и руководстве НКО, «посягающей на личность и права граждан». Пока это дело не было передано в суд. По этим статьям Навальному грозят сроки до 10 и до 3 лет лишения свободы соответственно. С учетом максимального наказания по всем текущим уголовным делам Навальный может выйти на свободу весной 2051 года.

О начавшемся суде над Навальным в покровской колонии — Алексей Макаркин, политолог, первый вице-президент Центра политических технологий.

— Почему в этот раз дело Навального рассматривается так строго? Почему его судят в колонии?

— Чтобы не было митингов. Несмотря на ковидные запреты, суд в Москве — это возможность для новых акций протеста. Они вряд ли были бы больше, чем те акции, когда Навальный вернулся из-за границы и был арестован, но потенциал всё равно остался. 

Внутри страны власть как реальные риски воспринимает уличные акции, а за ее пределами — информационные кампании и освещение дела. Речь идет, в первую очередь, о западных СМИ. Сегмент российских медиа, которые будут освещать суд над Навальным не с официальных позиций, есть. Они ориентированы на определенный общественный сегмент, который власть и так никогда не поддержит. В сложившейся ситуации важнее международный резонанс.

Внимание западных СМИ к судебному процессу в колонии будет объективно меньше. На территории «Покрова» особый режим, туда нельзя приехать просто так. 

— Вы не думаете, что такие закрытые суды делают из Навального еще более медийную фигуру? Огромное количество людей приезжает в колонию ради одного человека. Не производит ли это обратный эффект, когда дело пытаются замять, а оно становится лишь более ярким?

— Что ярче — рассказ об этом деле или репортаж из зала суда? Современный мир — это мир картинки и визуализации. Если о чем-то рассказывают, но не показывают, то эффект наглядности уменьшается. Особенно сейчас, когда международная аудитория занята только одним вопросом — отношениями России и Украины. Картинка могла бы актуализировать тему Навального в большей степени, чем отчет.

— Именно поэтому толком нет камер на заседании?

— Конечно. Есть такая старая пословица: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Она актуальна и сегодня.

— На Навального заведено несколько уголовных дел. Сейчас суд рассматривает дела о мошенничестве и неуважении к суду. Как вы считаете, есть ли какие-то причины, по которым выбрали именно эти дела, а не другие? 

— Когда будут говорить о том, что дело Навального политическое, можно будет ответить, что никакой политики здесь нет, а есть только чистая уголовщина. Это сделано для международной аудитории, которая всё равно этот вопрос будет поднимать в общении с российскими политиками и дипломатами.

Если говорить о внутренней аудитории, то речь идет об определенном образе. Это продолжение дела «Кировлеса» и «Ив Роше». Образ Навального так деполитизируют.

В таком виде Навальный уже не политик, а мошенник. Слово «мошенник» очевидно негативное, тем более в современной России, где людям по телефону звонят всякие якобы должностные лица. С мошенниками сталкивается очень большое количество россиян, и отношение к ним однозначно негативное.

Это продолжение советской практики. В СССР все диссиденты проходили именно по уголовным делам. Если была хоть малейшая возможность, то старались завести именно уголовное дело. И у Навального также — уголовное дело по чисто уголовной статье. То есть без признаков политизации.

Неуважение к суду по делу об оскорблении ветерана — дело, которое для Навального является реальной уязвимостью. Когда проходил этот суд, его нельзя было осудить по статье за оскорбление ветеранов: тогда еще не было такого закона. 

Закон не имеет обратной силы, поэтому по новому закону его судить нельзя. Но можно напомнить о том, что он оскорбил ветерана войны и не извинился за это. Можно напомнить обстоятельства того суда. 

Поэтому выбрали эти два дела, но нельзя исключать возможности того, что в будущем вернутся к экстремистскому делу. Одно другого не исключает. Просто по мошенничеству и оскорблению суда уже есть некая доказательная база. Появились потерпевшие в деле о мошенничестве. Оно тормозилось, как я понимаю, именно из-за отсутствия потерпевших, а теперь они есть. 

Параллельно уже проходит следствие об экстремистской организации. Видимо, тоже нарабатывается доказательная база. 

Сегодня, скорее всего, не последний процесс в отношении Навального.

— Эти дела будут постепенно вспоминать?

— Я думаю, да. Не все сразу. Вспомните дело Ходорковского: сначала было одно дело, потом появилось другое, потом начали готовить третье, но там уже приняли решение об освобождении, перед Олимпийскими играми в Сочи.

— То есть Навального судят не по всем делам сразу, чтобы он как можно дольше находился в тюрьме? 

— Все эти дела возбуждены и по следственной логике должны быть доведены до конца. Если дело не доводится до конца, то возникнут вопросы к следователям. А у нас стараются все общественно значимые дела, о которых было заявлено в публичном пространстве, доводить до суда и завершать приговором.

Другое дело, что приговор может быть разным. Следствие вё равно доводит всё до суда, иначе это рассматривается как поражение, а следствие не может себе этого позволить. Даже если одно обвинение не подтверждается, то тогда появляются два-три других обвинения, по одному из которых можно осудить. Чтобы зафиксировать, что человек — всё равно преступник, а следствие не зря работало.

Видимо, у властей есть опыт по делу Ходорковского. Когда Ходорковский был в конце концов освобожден после того, как отбыл в заключении десять лет, российская власть рассчитывала на то, что это расценят как гуманный шаг. Это должно было послужить улучшению имиджа России на Западе. Тогда еще об этом заботились, как раз перед Олимпиадой. Но ожидаемого эффекта власть не достигла. 

Сейчас обращают внимание не на имидж на Западе, а на международный резонанс. Уже никто не рассчитывает, что аудитория западных СМИ воспримет действия российской власти позитивно. Есть лишь желание минимизировать эффект, но не более того.

Поэтому, скорее всего, против Навального будут заводиться всё новые дела. Экстремистское дело уже вполне вырисовывается. 

— У вас есть какие-то прогнозы относительно судьбы Навального? 

— Прогнозировать что-то довольно сложно. Ситуация меняется очень быстро. Мы видим такой кризис в отношениях России и Запада, который еще полгода назад никто не прогнозировал. Поэтому от точных прогнозов я бы воздержался. Наш отечественный опыт свидетельствует о том, что могут быть совершенно разные повороты истории.

Скажем так, при нынешний политической системе шансы Навального оказаться на свободе крайне невелики. 

Когда речь заходит о подобных прогнозах, я вспоминаю одного российского адвоката. Он забросил практику и занялся журналистикой и политической деятельностью. В Швейцарии в какой-то пивной он устроил собрание. Туда пришли молодые швейцарцы, которые хотели его послушать. И он сказал, что мы — старики — не увидим падения самодержавия, но вы — молодые — увидите. Это был январь 1917 года, а говорил это В. И. Ульянов. Это его знаменитый прогноз. А через полтора месяца выяснилось, что он дожил, со всеми вытекающими последствиями вроде Смольного и броневика.

— Как вы думаете, будут ли сейчас заводить дела против соратников Навального? Стоит ждать новых посадок?

— Да, вполне возможно. Следователи работают, дела возбуждены. У нас есть какие-то воспоминания о практиках 1990-х годов, когда дела возбуждались, потом зарывались. А сейчас общий принцип российских силовых структур: если дело возбуждено, то дело должны быть доведено до конца.Такой принцип утвердился. Более того, если появляется оправдательный приговор, то он рассматривается как брак в работе следователя и прокурора. Делается всё, чтобы оправдательных приговоров было меньше или вообще не было.

С другой стороны, российские власти не заинтересованы в большом процессе, где будет много участников. К будущим делам будут стараться привлекать как можно меньше внимания.

Источник: polit.ru