Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Александра Степанова «Очерки поэтики и риторики архитектуры».
Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома — это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги — Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Дом на Моховой
Четверть века спустя после возведения в Петербурге дома Маркова свою версию приложения колоссального ордера Лоджии дель Капитанио к многоквартирному дому создал виднейший отечественный палладианец ХХ века Иван Жолтовский. Я имею в виду семиэтажный жилой дом работников Моссовета на Моховой улице, 13. Этот дом считают творческим манифестом Жолтовского[1]. «Я выступаю с классикой на Моховой, — говорил он Щусеву, — и если я провалюсь, то провалю принципы классики»[2]. Трудно представить (хотя теоретически возможно), чтобы дом на Моховой создавался без оглядки на дом на Каменноостровском проспекте. В моем воображении отличия московского дома от петербургского носят полемический характер. Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать: наглядным примером Жолтовский указывает на нарушения принципов классики, допущенные Щуко.
Во-первых, не следовало ставить такой высокий дом на столь узкой улице. Вот Моховая, переходящая в Манежную площадь, дает достаточно простора, чтобы высота и даже ширина его (если отойти подальше) умещались в поле зрения, хотя дом Жолтовского в полтора раза шире дома Щуко. Во-вторых, не надо было ставить колоннаду на массивный первый этаж и лишать дом аттика. Мощь колоннады Щуко неоправданна, потому что, имея под собой основательную опору, она ничем, кроме разорванного и тем самым облегченного антаблемента, не нагружена. Вот у меня на Моховой, показывает Жолтовский, колоннада (тоже из полуколонн) стоит на земле, а над карнизом есть еще массивный этаж, подобный верхнему этажу вичентинской лоджии, поэтому колонны действительно трудятся, а не бездельничают. И очень жаль — пусть в этом промах не Щуко, а Маркова, — что в центре его фасада нет высокой арки таких же пропорций и высоты, как в Лоджии дель Капитанио. В-третьих — и это самое важное — не следовало втискивать колоннаду между мощными выступами. На Моховой колоннада не зажата ризалитами, а наоборот, выступает вперед во всю ширь на фоне узких уступов с маленькими оконцами и малым трехэтажным ордером; колонны же выше и изящней в пропорциях, так что интерколумнии равны не 1,5, а 2,25 их диаметра. Поэтому колоннада дышит вольно, как советские люди, а поскольку оконные проемы, как и у Щуко, почти равны ширине интервалов, света в московские квартиры попадает в полтора раза больше, чем в петербургские. Кстати, столь свободная расстановка колонн обеспечена тем, что вместо допотопного петербургского кирпича за классическим фасадом на Моховой скрывается прогрессивный железобетонный каркас.
Фасад, прекрасно прорисованный Жолтовским, простирается вдоль улицы-площади непринужденно: ведь ради него — подумать только! — отказались от прокладки дублера Тверской улицы, предусмотренного генеральным планом Новой Москвы[3]. Этот фасад говорит, что кончилась эпоха, когда земля чего-то стоила, так что теперь дом может занять столько места, сколько сочтет нужным государство, ничем не сдерживаемое в своей строительной политике. Покончив с рынком недвижимости, можно рассматривать жилое здание как преграду между улицей и сколь угодно обширным, далеко вглубь квартала простирающимся двором, структурированным не экономическими факторами, а произволом архитектора. Поскольку хозяином дома становится государство, оно и только оно решает, какой степенью привлекательности должен обладать тот или иной фасад. Личные эстетические предпочтения здесь неуместны ни со стороны предложения недвижимости, ибо усилиями архитектора фасад репрезентирует амбиции государства, ни со стороны спроса на нее, ибо государство же определяет, кого оно будет вселять в данный дом, а кого не будет.
Освободившись от буржуазного понимания городского многоквартирного дома, архитектор отказывается и от иронического, гротескного обыгрывания этой темы. Поэтому дом Жолтовского свободен от динамического конфликта, от композиционной неуравновешенности дома Щуко. Он преисполнен чиновного самодовольства, государственного самовосхваления. Адольф Лоос, умерший как раз в то время, когда ударными темпами сооружали дом на Моховой, должен бы был назвать «потемкинским городом» не императорскую свою Вену[4], а ту Москву, какой она стала бы в результате последовательного осуществления принципов классики в понимании Жолтовского.
Площадью остекления дом на Моховой может соперничать с фабричными корпусами и с общественными зданиями конструктивистов. Подоконники первого этажа опущены так низко, что внутрь может заглянуть любой прохожий. Эта прозрачность, вероятно, вызывала непроизвольные ассоциации с обобществленностью быта, доходящую до абсурда степень которой описал Замятин в антиутопии «Мы». Во всяком случае, стеклянные поверхности фасада на Моховой напрочь исключали представления о замкнутости приватной, семейной жизни. Если это фасад палладиански декорированной фабрики, то продукцией этой фабрики надо считать людей новой формации. Государственным механистическим равнодушием веет от шедевра Жолтовского.
Рассказывали, что колонны демонстрантов, проходившие 1 мая 1934 года перед впервые открывшимся домом, не сговариваясь, разражались никем не запланированными аплодисментами[5]. Как понимать — «никем не запланированными»? Ведь кто-то начинает хлопать первым. Но я верю в искреннее воодушевление демонстрантов. Восемь пятиэтажных полуколонн фасада своим мерным шагом укрепляли и укрупняли шаг живых колонн, направлявшихся в сторону сооружавшегося Дворца Советов. Глазам, изголодавшимся на конструктивистской диете, показывали обильное государственное архитектурное меню.
Щуко, которому в 1909 году было чуть больше тридцати, отнесся к классическому наследию своевольно, стремясь не к совершенству произведения, а к созданию зрелища, в котором каждый дом ведет свою партию наподобие участника музыкального ансамбля. В переживаниях зрителей этой пьесы отклонения от традиционных норм, а в какой-то мере — даже диссонансы, не только не отвергались — они были желательны, как пикантная приправа в еде. Дом 65 на Каменноостровском — отнюдь не шедевр, но застройку той части проспекта, где он стоит, можно критиковать за что угодно, кроме двух крайностей: она не скучна и в то же время не утомляет беспорядочным разнообразием.
Жолтовскому, когда он взялся за проект дома на Моховой, было шестьдесят пять. Его отношение к классической традиции в высшей степени серьезно, даже душеспасительно. Его дом — реванш убежденного, зрелого классициста за поражения, нанесенные конструктивистами адептам вечных архитектурных ценностей. Тут нет места ни легкомыслию, ни иронии, ни компромиссам с архитектурным контекстом. Дом на Моховой самоценен и одинок.
Эпатажное здание Щуко вот уже более века исправно служит жилым домом. А в образцово палладианском доме Жолтовского советским госслужащим жить не довелось, и он до сих пор не обрел постоянного владельца. Сначала его отдали посольству США, тем самым вызвав у советских людей ассоциативную связь его облика с империалистическим враждебным Западом. Возник удобный повод, чтобы официально объявить о непригодности принципов классики Жолтовского для жилищного строительства в социалистической Москве. В 1936 году важный чиновник из отдела пропаганды ЦК ВКП(б), выступая на общемосковском совещании архитекторов, отозвался о доме так: «Современное жилище дано в такой классической форме, которая вызывает недоумение, так как представление о классике мало вяжется с новой эпохой, имеющей электричество, автомобили, радио, троллейбусы. Получилось искусственное сочетание формы и содержания». «»Гвоздь в гроб конструктивизма» выполнил свою функцию и вместе с гробом должен теперь быть предан земле», — комментирует Владимир Паперный[6]. Война превратила дом на Моховой в здание дипломатического представительства союзной державы, но после победы над Германией временные союзники опять стали врагами, и на дом Жолтовского снова пала густая идеологическая тень. В 1957 году в дом на Моховой, казалось бы, навсегда въехал центральный офис «Интуриста». Однако после реконструкции в 2007 году он стал штаб-квартирой главного собственника «Интуриста» — евтушенковской АФК «Система», а в результате успешных атак Сечина на Евтушенкова в интернете можно было видеть объявления, приглашающие арендаторов в офисные помещения на Моховой, 13. Случайный набор офисов за мощной палладианской колоннадой. Жолтовский мечтал об этом?
Является ли переменчивая судьба его шедевра следствием неудачной планировки и освещения квартир (критики указывали на эти недостатки с самого начала), тематической неопределенности его облика или нестабильности административно-хозяйственной жизни столицы? Наверное, действуют все причины вместе. Как бы то ни было, значение этого здания в истории советской архитектуры велико: Жолтовский ввел в нее забытый было колоссальный ордер, который оказался востребован в архитектуре государственных учреждений. Колоннады построенных незадолго до войны здания Совета народных комиссаров в Киеве (ныне Кабинет министров Украины) и Дома Советов на Московской площади в Петербурге охватывают семь этажей!
[1] Хан-Магомедов С. О. Творческий манифест И. Жолтовского — дом на Моховой // Архитектура советского авангарда: Проблемы формообразования. Мастера и течения. — М., 1996.
[2] Цит.: Паперный В. Культура два. М., 2006. С. 36.
[3] Дом на Моховой. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Дом_на_Моховой (дата обращения 25.06.2019).
[4] Лоос А. Указ. соч. С. 7–12.
[5] Паперный В. Указ. соч. С. 36.
[6] Там же. С. 38.
Источник:
