Хорошее кино: «Превратности разума» — про очередное горе от ума

В жизни, конечно, бывают провалы. Но каково лучшим математикам мира, которых собрали в одной комнате, чтобы сообщить: результат их четырехлетней работы воплотился в атомной бомбе, которую только что сбросили на Японию. По примерным подсчетам, количество погибших — около 150 тысяч человек (сегодня мы уже знаем, что в три раза больше). В комнате находятся живые нормальные люди, каждый из которых непосредственно связан с разработкой бомбы. Такую проблематику ставят перед зрителем авторы фильма «Превратности разума» (вообще-то Adventures of a Mathematician). Но обо всем по порядку. 

1942 год, Гарвард. Молодой математик Станислав Улам (Филип Тлокински) шесть лет назад перебрался в Америку. Зацепился, преподает. Надеется перетащить к себе отца, сестру и племянника. Мать умерла незадолго до Второй мировой, младший брат уже рядом с ним. Они поляки с еврейскими корнями. Жили во Львове, до 1939 года он входил в состав Польши, к Советскому Союзу перешел 22 сентября этого же года в соответствии с секретным протоколом к пакту Молотова — Риббентропа. 

Естественно, Станислав переживает за родных. После того как узнает, что Германия напала на Советский Союз, даже признается своему другу Чаку (Сэм Кили), что готов отправиться добровольцем на войну. Но у того есть идея получше: можно подключиться к секретному Манхэттенскому проекту по разработке бомбы: «Мы же не солдаты, мы ученые». Проблема в том, что туда можно взять только жен и детей, брата забрать не получится. Станислав недавно познакомился с милой девушкой Француазой (Эстер Гаррель) и предлагает ей пожениться, чтобы ее не депортировали из США. Ну, и еще ему ее чувство юмора нравится. В общем, его объяснение сбивчиво и забавно, но она соглашается. А вот брат Адам (Матеуш Вецлавек) серьезно на него обижается из-за того, что остается в Гарварде один. 

В отличие, скажем, от фильма «Игры разума», в «Приключениях математиков» (все-таки это точнее, чем «Превратности разума», да?) акцент — на земной жизни гениев. Нет кадров с мучительным «думанием». Зато есть танцы, семейные чаепития, подпевания песне, которую крутят по радио в машине, пивко в каньоне. Пейзажей вообще много, есть прогулки по месту первого испытания атомной бомбы, его называют Тринити. Есть бесконечные колоды карт — кажется, Станислав на них помешан. Анекдоты — смешные и не очень. Например, такую историю рассказывает Станиславу его друг Чак, чтобы поддержать: «Еврей умирает. С закрытыми глазами спрашивает: «Жена, ты здесь?» — «Да, дорогой». «Сын, а ты?» — «Конечно, отец». И так перебирает братьев, сестер, всю семью. Все на месте, у смертного одра. Когда умирающий перечислил всех, то вдруг вскакивает и орет: «А кто же в лавке?!»». 

В этом смысле фильму можно простить всякие недоработки: то «горизонт завален», то только что спящая после родов жена Станислава уже, оказывается, не спит вовсе. Думаю, почти все эти мелочи связаны с маленьким бюджетом — торопились, не успевали. Куда важнее то, что понятно, чего добивались авторы: показать человеческое в гении. Вот они — нормальные ребята, такие же, как мы с вами. Только работа у них специфическая — бомбы делать. Кому-то — атомную, кому-то — водородную. Нравится им такое занятие? Да не особо. Им куда приятнее было бы в Гарварде преподавать. Но — война. Они до какого-то момента верят, что эти бомбы никто никогда не сбросит, что это лишь «элемент сдерживания». После Хиросимы и Нагасаки переживают. Болеют. Мучаются. Но вскоре выясняется, что в СССР попали разработки атомной бомбы, поэтому пора все-таки доводить водородную до ума. Куда деваться-то?

Фильм снят по мемуарам Станислава Улама — польского и американского математика. В итоге он противопоставлен своему лучшему другу Чаку: тот был на испытаниях атомной бомбы и вскоре умер от рака — видимо, получив радиоактивный поцелуйчик. Станислав на испытаниях не был, тот вечер он провел с женой и дочерью, благодаря чему и выжил. Чак подошел слишком близко к бездне познания, очень уж поверил в прикладную науку, пожертвовал ради нее семьей и дружбой. Станислав старался сохранить в себе человеческое, живое. Оставил себе право сомневаться в том, что наука, поставленная на военные рельсы, приносит пользу. Отдал свои гениальные разработки на реализацию другим, а сам вернулся — насколько это возможно для математика — в гуманитарную, преподавательскую, стезю, чтобы спать спокойно. При этом продолжал заниматься мирной наукой — выдвинул теорию ядерного ракетного двигателя. Вот такая доступная, понятная мораль. Как хорошо сформулировал в одной из своих недавних песен БГ: «Горе не от сердца, горе всегда от ума». Так ведь оно и есть.

Источник: polit.ru