Издательство «Альпина Паблишер» предлагает прочитать книгу историка Ивана Куриллы «Битва за прошлое. Как политика меняет историю».
История давно перестала быть уделом только лишь ученых, превратившись в одно из самых мощных орудий в битвах политиков. Разрушенные монументы, переписанные учебники, новые названия улиц — мы это видели не раз и, похоже, не избежим в будущем. Разные интерпретации мировой истории встали на службу политическим менеджерам, но в этот момент столкнулись с волей народных масс. Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван Курилла на конкретных примерах показывает, как меняется прошлое и кому это нужно; а также рассказывает, как наше обращение к истории и ее новая трактовка влияют на внешнюю и внутреннюю политику разных стран. Книга будет интересна всем тем, кто хочет ориентироваться в современных исторических дебатах в мире и особенно в России.
Предлагаем прочитать одну из глав книги.
История IV
Шарлотсвилл, или Трагедия монументальной пропаганды
12 августа 2017 года автомобиль, управляемый 20-летним Джеймсом Алексом Филдсом-младшим, врезался в группу демонстрантов в городе Шарлотсвилле, убив 32-летнюю Хизер Хайер и покалечив еще 19 человек. К этому моменту страсти в городе были накалены. Местные власти приняли решение убрать стоявшую в центре города статую генерала Роберта Эдварда Ли. Узнав об этом, в город съехались крайне правые для защиты памятников героям Конфедерации. Их митинг проходил под лозунгом «Объединяем правых» (Unite the Right). В ответ на это в Шарлотсвилл прибыли другие активисты, которые хотели противопоставить свой протест этому собранию. Именно эта группа активистов и стала мишенью водителя-террориста.
Памятник Ли был заказан за сто лет до описываемых событий, в 1917 году, и стоял на своем месте с 1924 года, но в 2017-м власти города решили избавиться от статуи на волне протестов против прославления рабовладельческой Конфедерации. После трагических событий августа 2017 года памятник полностью задрапировали черной пленкой, но в феврале 2018-го суд потребовал от городских властей открыть статую.
Это событие стало кульминацией борьбы за удаление из общественных мест символов Конфедерации Юга, развернувшейся в 2015–2017 годах. Как мы теперь знаем, за этой волной в 2020 году последовала более мощная, которая не ограничилась снесением памятников героям Юга и охватила не только Соединенные Штаты.
Шарлотсвиллская трагедия дает нам повод обсудить несколько тем.
Довоевать Гражданскую?
Соединенные Штаты долгое время служили исследователям исторической памяти примером сосуществования разных систем коммеморации. К югу от линии, разделявшей штаты, верные федеральному правительству США, и Конфедерацию, почти невозможно найти памятники президенту Аврааму Линкольну, зато там до последнего времени во множестве стояли памятники президенту КША Джефферсону Дэвису и, конечно, генералу Роберту Э. Ли, напрочь отсутствующие на Севере. Неширокая река Потомак отделяет мемориал Линкольна в Вашингтоне от хайвея имени Роберта Э. Ли на вирджинском берегу.
Гражданская война в США завершилась почетной сдачей генерала Ли, и дальнейшие усилия общества и государства были направлены в значительной степени на реинтеграцию Юга в состав США, что подразумевало и сохранение южного нарратива войны с его представлением об «обреченной, но благородной борьбе». На многочисленных памятниках павшим южанам эта идея примерно так и выражается: «They fought and died for their convictions, performing their duty as they understood it» («Они сражались и погибли за свои убеждения, выполнив свой долг так, как они его понимали»). На Юге сложился своего рода культ Ли как великого полководца, мудрого политика и человека безупречных моральных качеств. Памятники генералу стоят во множестве населенных пунктов, его именем названы города, школы и проспекты. В Вирджинии существует и Университет Вашингтона и Ли, в названии которого объединены имена первого президента США и военного лидера Конфедерации. Историческая память США удивительным образом сочетала два разных образа ключевого события в истории страны, закрепив компромисс «двух Америк», и это оставалось важным доводом в пользу того, что свобода слова позволяет обществу обойтись без единого взгляда на историю[1].
Однако во второй половине прошлого века в американском обществе происходило постепенное переосмысление Гражданской войны. На первый план выходила проблема рабства афроамериканцев, и образ Конфедерации как «благородного, но проигранного дела» покрывался всё большими пятнами. Первые признаки того, что сосуществованию двух символических вселенных приходит конец, появились на рубеже XX–XXI веков. Сначала под ударом оказался флаг Конфедерации (точнее, боевой флаг армии Северной Вирджинии, на основе которого был сделан флаг Конфедерации, использовавшийся в 1863–1865 годах). В конце XIX века синий Андреевский крест со звездами на красном полотнище стал флагом штата Миссисипи, однако для остальной страны он на протяжении почти целого века оставался скорее атрибутом исторических кинофильмов вроде «Унесенных ветром». Однако в конце 1950-х, когда движение за гражданские права начало борьбу против сегрегации афроамериканцев, этот флаг стал активно использоваться сторонниками сохранения разделения школ и общественных мест по расовому признаку. По их мнению, Юг в это время, как и столетие назад, боролся за права штатов, и флаг был символом такого сопротивления. В 1956 году флаг Конфедерации стал частью официального флага Джорджии, а в 1961-м легислатура Южной Каролины постановила поднять его над куполом капитолия штата.
Новое тысячелетие началось с критики этой практики. Защитники флага апеллировали к традициям и доблести Юга, однако тот факт, что в XX веке его поднимали именно сторонники сегрегации, не позволил отделить этот символ от угнетения и рабства, с которыми он ассоциировался. В результате протестов общественности Южная Каролина в 2000 году перенесла флаг с купола своего капитолия к монументу солдатам Конфедерации, а в 2001 году от использования флага полностью отказалась Джорджия.
Новый натиск на коммеморацию Конфедерации начался в 2015 году. В тот год белый расист расстрелял нескольких черных прихожан в церкви Чарльстона, штат Южная Каролина, а в его профиле на фейсбуке обнаружили фотографию с флагом КША. Это послужило стартом для кампании за отказ от флага.Он был объявлен символом расизма и рабовладения, флаг удаляли даже из компьютерных игр.
Памятники генералу Ли тогда еще не трогали. Но в мае 2017 года дело дошло и до них. Пример показал Новый Орлеан, где (со ссылкой на ту же трагедию 2015 года) демонтировали первый из таких памятников. Снос проводили ночью, под сильной вооруженной охраной и на машинах с закрытыми номерами (в адрес рабочих поступали угрозы).
Логика тех, кто выступал за снос памятников, ясна: Конфедерация существовала, чтобы сохранить рабство чернокожего населения, и коммеморация военных деятелей КША оскорбительна для потомков рабов и для всех, кто считает рабство морально неприемлемым. «Это не просто памятники из камня и металла, — объяснял свое решение мэр Нового Орлеана. — Это не просто невинные символы наследия и почитания прошлого. Их целью является намеренное празднование выдуманной и искаженной истории Конфедерации, игнорирующей смерть, рабство и террор — линчевание афроамериканского населения, за которое они выступали»[2]. В Дареме, Северная Каролина, толпа снесла памятник рядовому солдату Конфедерации. Защитники этого действия высказывали довод, что увековечение солдата означает мемориализацию дела, за которое он боролся.
Время установки памятников конфедератам в США
Источник: www.splcenter.org.
Логика защитников монументов Юга тоже понятна: либералы и левые покушаются на их историческую идентичность, называют героев преступниками и пытаются довоевать Гражданскую. Эти защитники уверены, что памятники конфедератам посвящены «доблести, отваге и преданности солдат, сражавшихся за защиту своего государства. Подавляющее большинство из них были настоящими патриотами, никогда не имели рабов и не воевали за сохранение института рабства. Напротив, они отдали жизни за свое государство, свою землю, свои дома и свои семьи»[3]. В целом в защиту монументов выступила консервативная часть Америки, южане, — самые традиционные слои общества, среди которых были и откровенные расисты, сторонники «белого превосходства», и более умеренные романтические почитатели южного мифа.
О чем же свидетельствует обострение конфликта по поводу прошлого, случившееся в 2017 году?
Прошлое как орудие перехвата политической повестки
Посмотрим, есть ли что-то общее в контекстах двух крупнейших конфликтов по поводу памяти, произошедших в недавней американской истории. Исследователи связывают обострение исторических битв вокруг выставки «Энола Гэй» 1995 года с реформированием повестки дня Республиканской партии, которая, потеряв в начале 1990-х контроль над Белым домом и Конгрессом, попыталась мобилизовать консервативный электорат с помощью поворота к истории, укреплявшего патриотически-националистический этос республиканцев[4].
В свою очередь, победа Дональда Трампа на президентских выборах 2016 года дала надежду тем самым жителям американской глубинки, что тренд на вымывание их идентичности будет развернут вспять. Под этим углом зрения приход Трампа стал реваншем за президентство Обамы. Долгое время считавшие себя притесняемыми находившиеся в глубокой обороне антилиберальные группы американцев решили, что времена наконец изменились. Для многих из них именно миф о Конфедерации является важным символом сопротивления либеральному федеральному центру.
Теперь уже либералы, увидевшие в приходе Трампа угрозу либеральному порядку, вышли на улицы. Снос памятников деятелям Конфедерации стал одним из способов мобилизовать либеральную часть американского общества, найти новую платформу для усиления деморализованной проигрышем Демократической партии. Для многих — с обеих сторон — происходящая битва за символы стала решающей битвой за Америку.
Мы видим, что американские «войны памяти» обострялись в моменты, когда одна из ведущих партий оказывалась в глубоком кризисе. Атака на инициативы и символы доминирующего подхода к прошлому (на попытку многосторонней оценки атомной бомбардировки Хиросимы в период президентства Билла Клинтона и на памятники Конфедерации во времена Дональда Трампа) является способом мобилизации активистов и создания объединяющей идейной платформы, не связанной с конкретной повесткой дня, которая в такие моменты еще не сформирована.
Памятники на страже стабильности и революционный процесс
Во времена стабильности, когда долго не меняются доминирующие интерпретации мира (дискурс гегемонии, если использовать терминологию Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф[5]), памятники становятся частью городского пейзажа, архитектурными приметами пространства. Если интерпретации не меняются в течение жизни нескольких поколений, то значительная часть памятников начинает выполнять функцию напоминания о событиях и людях, актуальность которых больше не ощущается обществом. Пользуясь определением Поля Рикёра, это можно назвать «навязанной памятью»[6], в которой доминирующая группа определяет, что надо помнить, а о чем обществу лучше забыть.
Но периодически в ткани исторической реальности случаются разрывы. В революционные эпохи меняются интерпретации и оценки. Что происходит в эти периоды с пространством символов? В зависимости от радикализма новой элиты и ее идей она либо сносит памятники и ставит свои (как вариант, восстанавливает памятники, снесенные в предыдущем цикле), либо устанавливает собственные памятники рядом со старыми.
Памятники, поставленные когда-то для утверждения общественных идей путем прославления людей, олицетворявших эти идеи, теряют свои свойства по мере смены ценностных ориентиров. Эта смена может быть мгновенной, революционной, либо растягиваться на поколения, пока в какой-то момент молодежь не осознает, что ей далеки идеалы, воплощенные в каменных людях на площадях современных городов.
Каждая революция сопровождалась сносом памятников, поставленных старым режимом. Первым памятником, снесенным когда-то американцами, была конная статуя короля Георга III, установленная в Нью- Йорке в 1770-м; в июле 1776 года ее разрушили жители, вдохновленные публичным чтением только что принятой Декларации независимости, устроенным по указанию генерала Вашингтона[7].
Богатая революциями история Парижа позапрошлого столетия может быть рассказана как повесть о памятниках. В годы Французской революции XVIII века в столице уничтожили памятники Бурбонам — основателю династии Генриху IV и Людовику XIV. В эпоху Наполеона в память о победах императора на месте памятника Людовику была установлена Вандомская колонна, увенчанная бронзовой статуей Бонапарта. В 1818 году, во времена Реставрации, эту статую переплавили, вновь отлив из ее металла памятник Генриху IV. При следующей смене власти, в 1833 году, колонну снова увенчала статуя Бонапарта. Через несколько десятилетий Вандомскую колонну снесла новая революция: 12 апреля 1871 года Парижская коммуна приняла декрет:
Парижская коммуна, считая, что императорская колонна на Вандомской площади является памятником варварству, символом грубой силы и ложной славы, утверждением милитаризма, отрицанием международного права, постоянным оскорблением побежденных со стороны победителей, непрерывным покушением на один из трех великих принципов Французской республики — Братство, постановляет:
Статья первая и единственная — колонна на Вандомской площади будет разрушена[8].
18 мая 1871 года колонна была повалена на землю при большом стечении народа, а после падения Коммуны восстановлена на прежнем месте.
Подготовка к сносу Вандомской колонны. 1871 год.
Мировая цифровая библиотека
Революция 1917 года в России сопровождалась демонтажом и разрушением памятников царям и государственным деятелям империи. Были разрушены многочисленные статуи царя-освободителя Александра II, в свое время установленные крестьянскими обществами в знак благодарности; в Киеве монумент Петру Столыпину сначала украсили красным галстуком, потом подвесили на блоках и цепях, очевидно, изображая посмертную казнь, и лишь затем демонтировали[9].
Этот ряд примеров можно продолжать — и он, вполне вероятно, будет расти в разных странах, в которых происходят революционные перемены. Победа над ГКЧП была увенчана демонтажом памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади 22 августа 1991 года, а обсуждение возможности его возвращения в 2021 году воспринимается как символ реставрации «старого режима». События Евромайдана ускорили украинский «ленинопад» в 2013–2015 годах.
[1] См.: Колоницкий Б. И. Преодоление гражданской войны: случай Америки… // Звезда. 2007. № 1.
[2] Whose Heritage? Public Symbols of the Confederacy // Southern Poverty Law Center URL: https://www.splcenter.org/20190201/whose-heritage-public-symbols-confederacy.
[3] Deming, M. E., Boone, K. Symbolic Conversations in Public Landscapes of the American South: Revisiting the Confederate Legacy // Berr, K. Landschaftskonflikte. Wiesbaden: Springer VS, 2019. P. 543
[4] Toth G. The Politics of Public Memory in the United States // Kryštof Kozák, György Tóth, Paul Bauer, Allison Wanger. Memory in Transatlantic Relations: From the Cold War to the Global War on Terror. London, 2019.
[5] Laclau E., Mouffe Ch. Hegemony and Socialist Strategy. L.: Verso, 1985.
[6] См.: Рикёр П. Память, история, забвение. — М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004.
[7] Brown, Thomas J. Civil War Monuments and the Militarization of America. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2019. P. 1.
[8] Протоколы заседаний Парижской коммуны. Т. 1. — М.: Издательство АН СССР, 1959. — С. 153.
[9] См.: Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть. К изучению политической культуры Российской революции 1917 года. — СПб: Лики России, 2012. — С. 134–139.
Источник:
