Британский журналист Томас де Ваал побывал в Абхазии в 1992 году, до начала войны. Там он познакомился со смотрителем исторического архива Николаем Иоанниди. Во время войны архив был уничтожен. Томас де Ваал рассказывает, как были утрачены исторические документы и почему это произошло.
Томас де Ваал с 2002 по 2008 год был редактором Кавказского отдела лондонского Института освещения войны и мира (Institute for War & Peace Reporting). Он соавтор книги «Чечня: бедствие на Кавказе» (Chechnya: calamity in the Caucasus, New York University Press, 1998) и автор книги «Черный сад: Армения и Азербайджан между миром и войной» (Black Garden: Armenia and Azerbaijan through peace and war, New York University Press, 2003).
Этот текст впервые вышел на «Полит.ру» в 2009 году.
Для меня трагическая история абхазского архива неотделима от истории его хранителя. Я познакомился с Николаем Иоанниди в мае 1992 г. в Сухуми, столице тогда еще автономной республики Абхазии, входившей в состав Грузии. Вот-вот должна была начаться война между абхазами и грузинами, но я лишь смутно угадывал ее приближение по косвенным признакам: по ночам ввели комендантский час; шли споры о том, кто из сотрудников сил безопасности имеет право носить оружие; люди, в обществе которых я проводил время, с тревогой размышляли о будущем.
У меня были довольно искаженные представления об этой напряженной ситуации, потому что я общался исключительно с греками. Я выбрал Абхазию практически наугад: мне нужно было подготовить радиопередачу для BBC о положении понтийских греков и о проблемах, с которыми они столкнулись после распада Советского Союза: нужно ли им оставить свою черноморскую родину и переехать в чужую страну под названием «Эллада»?
Несколько дней я жил в деревянной хижине возле Черного моря; меня обильно потчевали коньяком, водили по деревням, показывали школы и культурные центры — и я ни на минуту не мог вырваться из-под гостеприимного надзора моих греческих хозяев. Казалось, будто я пленник в какой-то древней греческой земле византийской эпохи.
Однажды они повели меня посмотреть архив и познакомиться с его замечательным смотрителем-греком — Николаем Иоанниди. Он был высок, костляв, с бледной кожей и проницательными голубыми глазами, доставшимися ему скорее от его матери-немки, чем от отца-грека. Он много курил, выражался ясно и точно и носил темно-синий берет. Он прекрасно знал историю Абхазии и понтийских греков, живших на Черном море.
Иоанниди рассказывал увлекательную историю абхазских греков; говорил о роли, которую они играли в русско-турецких войнах XIX в.; о том, как они зарабатывали целые состояния благодаря мореплаванию и производству табака; о том, как Сталин массово высылал их в 1949 г. — и как десять лет спустя они, преодолевая трудности, вернулись в родные места. Слушая рассказ Иоанниди, я почти не обратил внимания на архивное хранилище, в котором мы сидели; заметил только, что там находилось уникальное собрание газет, выпускавшихся понтийскими греками.
У Абхазии оставалось всего три месяца мирной жизни. В августе того года грузинская армия — точнее, орда оборванных вооруженных мародеров, имеющих только номинальное отношение к недоразвитым вооруженным силам нового, с трудом функционирующего государства, — вошла в Сухуми, разграбила город и выгнала абхазское руководство. Разразилась война. Вначале грузины оттеснили абхазов на север, а затем, осенью 1993 г., абхазы с помощью России превратились в мстительных победителей и вытеснили грузин.
Стертая история
В следующий раз я увидел Сухуми, архив и Иоанниди только через десять лет. За это время я успел осветить в репортажах войну в Чечне и последствия конфликта в Нагорном Карабахе, но не возвращался в свою первую зону конфликта на Кавказе.
Когда я приехал, едва смог узнать эти места. Военные действия закончились за восемь лет до моего приезда, но на улицах Сухуми росла трава, и половина города была всё ещё в развалинах. Над городом маячил огромный обгорелый остов абхазского парламента, похожий на почерневшие обломки потерпевшего кораблекрушение судна, застрявшего посреди центральной площади. Все это напоминало Помпеи: огромная часть населения города — грузины — бежала, и Сухуми остался наполовину опустошенной столицей нового сепаратистского государства, которое никто не хотел признавать. Абхазы одержали победу, но слишком высокой ценой.
На месте архива был квадрат сырой земли, на котором стоял низкий черный скелет здания — такой же обломок, как и многие дома вокруг. Иоанниди теперь занимал два коридора в холодном университетском крыле; всё вокруг было по пояс заставлено стопками картонных свертков. Он рассказал мне, что произошло.
Иоанниди жил в сухумском «новом городе», советском спальном районе, в трех километрах от центра, где находился архив. 22 октября 1992 г. в городе стояли грузинские войска и действовал комендантский час; он еще засветло вернулся своим опасным путем домой, пока снайперы готовились к вечерней работе.
В 8 часов ему позвонил человек, живший по соседству с архивом, и сказал, что здание горит. Иоанниди не мог вернуться туда, и ему пришлось дожидаться утра, чтобы узнать подробности ночных событий.
Поздно вечером к архиву подъехала машина, в которой были пятеро или шестеро молодых грузин, одетых в черную форму, как полагалось сухумской военной полиции. Они сломали дверь, зашли внутрь и подожгли здание. Соседи всех национальностей, в том числе грузины, бросились тушить огонь. Но через сорок минут вернулись вооруженные люди. На этот раз они отогнали местных жителей выстрелами, окружили здание, облили его керосином и снова подожгли. Приехали пожарные, но их не пустили к огню.
Начались лихорадочные звонки в КГБ, полицию — звонили даже православному епископу, — но это ни к чему не привело. Видимо, поджог было санкционирован официальным распоряжением, хотя никто в этом так и не признался.
Иоанниди прибыл следующим утром в шесть часов, когда всё уже закончилось. Он зашел в развалины своего кабинета, открыл сейф, и на мгновение ему показалось, что его собственные неопубликованные рукописи уцелели; но в следующий момент они у него на глазах превратились в пепел.
Собралась толпа любопытных. Выдающийся абхазский писатель Шалва Инал-Ипа (не только писатель, но и доктор исторических наук, главный научный сотрудник уничтоженного тогда же Абхазского института языка, литературы и истории — «Полит.ру») подошел с суровым видом и, следуя абхазскому погребальному обычаю, склонил голову к земле. За одну ночь документальная история Абхазии была буквально стерта. 95% архива было уничтожено. Единственным отделом, который хоть как-то уцелел, был радиоархив 1930-х гг. От богатой коллекции XIX века не осталось ничего.
В следующем году в ходе боевых действий был уничтожен архив Коммунистической партии Абхазии, который хранился в другом здании, когда абхазы вновь захватили Сухуми у грузин. По оценкам Иоанниди, из 176 000 архивных документов, находившихся в Абхазии до войны, 168 000 были уничтожены. Он позаботился о том, чтобы сохранить хотя бы что-то из архива: долгое время он держал оставшиеся документы стопками у себя дома, в сырой квартире на девятом этаже; потом ему предоставили помещения в университете, где сейчас и находятся остатки архива.
Проект наследия
Ни для кого не секрет, что противоборствующие стороны любят переписывать историю. Перед нами ужасающий пример того, как одной из сторон действительно удалось полностью уничтожить историю своего противника. Абхазы жаловались, что их «большие» соседи всегда оттесняли их историю на задний план; это было одной из составляющих борьбы между абхазами и грузинами. Но в этом случае абсурд многократно возрастает: Абхазия была черноморской космополитической территорией, где жили люди самых разных национальностей. Грузины уничтожили документы ее богатого многонационального прошлого; тем самым они не только отказали Абхазии в праве иметь собственную историю, но также выбросили всю сложность подлинной истории этого смешанного региона и отправили его назад, к Нулевому году. И, конечно, они стерли заодно и себя.
Сегодня вы едва ли узнаете, что некоторые грузины когда-то жили в Сухуми: все следы их пребывания убрали. И греческая община, в которой вырос Иоанниди, фактически исчезла. Начало этому положил Сталин, продолжили грузинские военачальники, а завершило греческое правительство, которое прислало большое круизное судно, чтоб эвакуировать тысячу греческих граждан из Абхазии в конце войны; эту операцию гордо назвали «Золотое руно».
Фигура Иоанниди символична: это величественная эмблема мультикультурного пути, по которому не удалось пойти. У него была неопубликованная рукопись о сталинской депортации 1949 г., основанная на его исследованиях, проведенных в архивах КГБ; рукопись сгорела. И он может авторитетно утверждать, что это массовое изгнание лишило Абхазию того сообщества, которое объединяло абхазов и грузин. «Если бы не 1949 г., ситуация в Абхазии была бы совершенно другой, — говорил он мне. — Если бы посередине была нейтральная сила, война была бы гораздо менее вероятна».
Сейчас Иоанниди формально на пенсии и больше не исполняет обязанности главного архивиста Абхазии; тем не менее, он почти все дни проводит там; пьет греческий кофе и окидывает отеческим взором то, что осталось от институции, которой он руководил сорок лет. Но он смотрит на вещи реалистически и хочет, чтобы работу выполнял более молодой человек. «Я из советского поколения; есть люди, которые гораздо лучше меня знают, что с этим теперь делать». Вместе с самим архивом погиб и единственный каталог, и Иоанниди очень хотел бы, чтобы хранящиеся в связках материалы были надлежащим образом каталогизированы. Но пока нацию не признают как государство, сказал он, никто за рубежом не предложит нам помощи, и мы так и будем жить в забвении, без связи с международными архивистами.
Когда я пишу это, я отчасти надеюсь на то, что кто-то сможет предложить способ сохранить маленький обгорелый архив недоступного и непризнанного государства. Это непростая задача. Но это было бы помощью культуре этого печального кавказского уголка — жест подобающего почтения к редким хранителям высоких ценностей и пожелтевших газет.
Источник:
