Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Елены Душечкиной «»Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре».
В посмертный сборник статей выдающегося специалиста по русской литературе и культуре, доктора филологических наук, профессора СПбГУ Елены Владимировны Душечкиной (1941–2020) входят ее избранные работы, представляющие научный путь исследователя. Круг интересов Е. В. Душечкиной был чрезвычайно широк: от особенностей построения нарратива в древнерусских летописях до языка и образов пионерских песен, от одической топики Ломоносова до проблем современной массовой культуры. Е. В. Душечкина была первооткрывателем целого ряда тем в филологической науке и культурологии: она первой обратила внимание на жанры календарной словесности, описала праздничные циклы и ритуалы горожан, по-новому обратилась к проблемам ономастики, показав связь имянаречения с литературным процессом. Сборник представляет интерес для преподавателей, исследователей, студентов факультетов гуманитарных и социальных наук, а также для широкого круга читателей, интересующихся проблемами русской литературы и культуры.
Предлагаем прочитать фрагмент вошедшей в сборник статьи «Снегурочка и ее лики в русской культуре».
Снегурочка и ее лики в русской культуре
Непременными участниками современного ритуала детской новогодней елки являются Дед Мороз и Снегурочка. Процесс формирования в русской культуре образа Деда Мороза был прослежен мною в недавно опубликованной статье «Дед Мороз: этапы большого пути»[1]. Снегурочка, которой посвящена настоящая работа, имеет свою историю, во многом независимую от Деда Мороза, но тоже в значительной мере обусловленную литературой.
Как и любой мифологический персонаж, Снегурочка характеризуется определенными свойствами и устойчивыми признаками: внешностью, возрастом, характером, локусом, временем ее участия в ритуале, функциями, которые она в нем исполняет, и т. д. Это очаровательная, приветливая, веселая и шаловливая девочка/девушка в белой одежде, приходящая к детям на новогоднюю елку из лесу. Она состоит в дружеских отношениях с лесным зверьем и птицами, которые служат ей и находятся у нее в добровольном подчинении Появляясь в «человеческом» мире только в определенное календарное время (перед Новым годом), в течение других сезонов она как бы не существует. Снегурочка прочно связана с Дедом Морозом как родственной связью (она его внучка), так и сюжетной: появляясь на празднике одновременно (или почти одновременно), они приводят с собою лесных зверей, развлекают детей, приносят им подарки. Будучи помощницей Деда Мороза, Снегурочка реализует контакт между Дедом Морозом и детьми. Дети заранее знают об их обязательном приходе, однако вопросы о месте нахождения Снегурочки в другое время, о ее родителях, о том, почему она не стареет (в чем секрет ее вечной молодости?), их обычно не беспокоят. Снегурочка может быть участницей и взрослых новогодних праздников, персонажем театральных новогодних представлений, телевизионных шоу и т. п., но главное ее место — на празднике детской елки.
Мифологические персонажи бывают единичными, существующими, так сказать, в одном экземпляре (как, например, водяной), а могут представлять собой коллектив аналогично функционирующих существ (как, например, святочницы или русалки). С этой точки зрения Снегурочка — единична: она, подобно Деду Морозу, чудесным образом успевает побывать на всех детских елках. Множественность Деда Мороза и Снегурочки вторична и порождена практикой детских елок, представлениями, телевизионными программами и пр. Снегурочка несомненно принадлежит к категории положительных образов: вся ее деятельность направлена исключительно на благотворное воздействие на детей[2].
Разговор о мифологическом персонаже предполагает постановку вопросов: как и когда этот персонаж возник, как он формировался, какой деформации подвергался, какую культурную, социальную и возрастную среду он «обслуживает»? Постараемся ответить на эти вопросы применительно к образу Снегурочки.
Исследовательницы традиций современного города пишут по поводу Деда Мороза и Снегурочки:
Эти популярные образы-маски как бы сошли со страниц русской литературы — известного произведения А. Н. Островского «Снегурочка», навеянного, в свою очередь, русским фольклором, где они наделены волшебной силой поощрять добро и наказывать зло[3].
Однако если Дед Мороз и Снегурочка «как бы сошли» со страниц «весенней сказки» Островского, то почему в таком случае известная нам по детским елкам Снегурочка внучка, а не дочка Деда Мороза (каковой она является у Островского); почему нам ничего не известно о ее матери, в то время как в пьесе Островского ее матерью является Весна-красна; почему героиня Островского — персонаж «весенней сказки», а известная нам Снегурочка всегда появляется только под Новый год? И наконец, в отличие от Снегурочки Островского, ее современная тезка не умирает (не тает), а повеселив и одарив детей на празднике елки, уходит с Дедом Морозом, для того чтобы успеть посетить других ребят, после чего оба они исчезают до следующего Нового года. Как видим, Снегурочка Островского во многом отличается от известной нам спутницы Деда Мороза, и потому говорить о том, что она «как бы» «сошла со страниц» произведения знаменитого драматурга, следует с большой осторожностью. Прежде чем превратиться в современную Снегурочку, героине «весенней сказки» пришлось пройти долгий и сложный путь. Однако сомнений в том, что именно текст Островского явился первейшим и определяющим толчком к формированию этого образа — как в литературе и в других видах искусства, так и в городском новогоднем обряде, — конечно, быть не может. Его влияние в этом процессе значительно, если не решающе.
Восстанавливая историю формирования образа Снегурочки как литературного героя и как мифологического персонажа, обратимся к его источникам.
Если одним из прообразов (хотя и не единственным) Деда Мороза явился восточнославянский обрядовый Мороз (обряд «кликанья» которого в рождественский сочельник или в новогоднюю ночь широко известен), то образа Снегурочки в русском народном обряде не зафиксировано. Отсутствует она (в отличие от Леля) и в искусственно сконструированной псевдомифологии XVIII в. Однако в фольклоре образ Снегурки/Снегурушки/Снегурочки есть, он известен по народной сказке о сделанной из снега и ожившей девочке[4].
Эта снежная девочка летом идет с подружками в лес по ягоды и либо теряется в лесу (и в этом случае ее спасают звери, привозя ее на себе домой), либо тает, прыгая через костер (по всей видимости, купальский). Последний вариант более показателен и, видимо, является исходным. В нем нашел отражение миф о природных духах, погибающих при смене сезона (рожденное зимой из снега существо при наступлении лета тает, превращаясь в облачко). Здесь обнаруживается связь образа с календарным (купальским) обрядом прыганья через костер, который является инициационным (в этот момент девочка превращается в девушку). Снегурочка как сезонный (зимний) персонаж погибает с приходом лета.
Первая известная нам литературная обработка народной сказки принадлежит Г. П. Данилевскому, который в 1860 г. опубликовал ее вольное стихотворное переложение. Этот текст представляет собой позднеромантический и опоэтизированный перепев народной сказки. Здесь старик со старухой, пожелав сделать снежное дитя, лепят «шары из снега». На вопрос «старого, дряхлого с бородою» прохожего, чем они занимаются, старики «с усмешкой» отвечают: «Лепим дитятко!» Прохожий, в котором угадывается святой старец, благословляющий работу по сотворению человека, говорит им: «Помогай же Бог вам, старцы!» И его благословение помогает: вылепленное дитя оживает и со временем становится «девочкой-резвушкой / Русокудрой снегуркой». По прошествии недолгого времени «стала пышною невестой / Русокудрая снегурка». Весной к ней начинают свататься женихи, но она с каждым днем грустнеет и в конце концов тает на глазах стариков: «Стала таять, словно свечка, / Заклубилась легким паром, / Тихо в облачко свернулась / И в лучах зари исчезла…»[5] Близкий сказочной Снегурочке романтический образ начал разрабатываться и в лирической поэзии, примером чему может послужить стихотворение А. А. Фета 1872 г. «У морозного окна», в котором намечены черты влекущей героя за собой снежной девы, хотя имя ее здесь не называется: «К окну приникнув головой, / Я поджидал с тоскою нежной, / Чтоб ты явилась и с тобой / Помчаться по равнине снежной / Но в блеск сокрылась ты лесов / <…> / За серебро пустынных мхов…»[6]. Впоследствии именно этот образ неуловимой снежной девы был подхвачен и развит в поэзии символистов.
Варианты сказок о Снегурке впервые были проанализированы А. Н. Афанасьевым с точки зрения «метеорологического мифа» в вышедшем в 1867 г. втором томе его «Поэтических воззрений славян на природу»[7]. Именно под влиянием концепции Афанасьева у Островского тогда же возникает замысел «весенней сказки». Этот замысел был реализован в 1873 г., вскоре пьеса была напечатана в «Вестнике Европы» и поставлена в Большом театре. Напомню, что современниками она была воспринята с недоумением и непониманием; Островскому не поверили, «Снегурочку» критиковали в печати, над ее текстом издевались, о чем свидетельствуют собранные В. Зелинским материалы[8]. Ф. Д. Батюшков в работе о генезисе «Снегурочки» Островского назвал ее «ранней, непризнанной, одинокой ласточкой»[9]. Не имела успеха и вскоре написанная Чайковским опера по пьесе Островского. Всё это свидетельствует о том, что в середине 1870-х гг. читатель и зритель оказались не готовыми к восприятию символического сюжета «весенней сказки». Однако не прошло и десяти лет, как время изменилось, и в «Снегурочке» почувствовали свое, близкое: с приближением эпохи символизма оказалось, что «странная» пьеса Островского предоставляла громадные возможности для использования и развития ее мотивов и образов. Растаяв в «весенней сказке» Островского, Снегурочка начала свою жизнь в литературе и искусстве, усваиваясь, развиваясь и трансформируясь. Это касалось как всего текста сказки, так и отдельных ее персонажей, прежде всего — главной героини.
В 1879 г. за написание оперы по пьесе Островского берется Н. А. Римский-Корсаков, которому она в первом чтении также не понравилась:
…царство Берендеев показалось мне странным, — вспоминал позже композитор. — В зиму 1879–80 годов я снова прочитал «Снегурочку» и точно прозрел на ее удивительную поэтическую красоту. Мне сразу захотелось писать оперу на этот сюжет…[10]
Завершенная в 1881 г. и впервые поставленная в 1862 г. опера Римского-Корсакова имела громадный успех. После ее создания начинается новая жизнь пьесы. С этих пор «Снегурочка» Островского оказалась неразрывно связанной с ее оперной версией Римского-Корсакова.
[1] См.: Душечкина Е. В. Дед Мороз: этапы большого пути (К 160-летию литературного образа) // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. С. 253–262; см. также в наст. изд.
[2] О персонажах народной демонологии см.: Левкиевская Е. Е. Демонология народная // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. М., 1999. Т. 2. С. 51–56.
[3] Будина О. Р., Шмелева М. Н. Город и народные традиции русских. М., 1989. С. 229–230.
[4] Варианты сказки см.: Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. Л., 1979. С. 176.
[5] Данилевский Г. П. Снегурка // Данилевский Г. П. Из Украины. Сказки и поверья: В 3 ч. СПб., 1860. Ч. 1. С. 1–5.
[6] Фет А. У морозного окна // Заря. 1872. № 1. С. 250.
[7] См.: Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1994. С. 639–641.
[8] См.: Критические комментарии к сочинениям А. Н. Островского / Сост. В. Зелинский. М., 1897. Ч. 4.
[9] Батюшков Ф. Д. Генезис «Снегурочки»» Островского» // Журнал Министерства народного просвещения. 1917. Ч. 69. Май. С. 47–66.
[10] Цит. по: Соловцов А. Статья Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка — весенняя сказка» // Римский-Корсаков Н. А. «Снегурочка — весенняя сказка» (Тематический разбор). М., 1978. С. 3.
Источник:
