Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу «Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами» (издание подготовлено Жеромом Веркрюйсом и Александром Строевым).
Принц Шарль-Жозеф де Линь (1735–1814), военачальник, дипломат и писатель, славился как остроумный и глубокий собеседник, олицетворение галантного ХVIII века. Он знался с монархами и философами, писателями и авантюристами и не обходил вниманием прекрасных дам. Принц де Линь встречался с русскими в Европе, дважды приезжал в Россию, путешествовал по стране, участвовал в войне с турками. В книгу вошла его переписка с Екатериной ІІ, ее фаворитами и сподвижниками, с Г. Потемкиным и братьями Зубовыми, с фельдмаршалами А. Суворовым и П. Румянцевым, дипломатами А. Разумовским и А. Белосельским-Белозерским, писательницами З. Волконской и Ю. Крюденер, любовные и дружеские послания к Е. Долгорукой и С. Уварову. Печатая при жизни свои письма, принц де Линь переделывал, переписывал их, сочинял новые задним числом. Настоящее издание подготовлено на основе вышедшего в Париже в 2013 году; построенные на архивных разысканиях, они впервые предоставляют читателю подлинные тексты.
Предлагаем прочитать фрагмент предисловия составителей издания.
Вольтерьянец
Вскоре после кончины Вольтера (1778) принц де Линь следует по его стопам, очаровывая императрицу. Для многоразличных практических дел Екатерина IІ с 1774 г. постоянно переписывается с Фридрихом Мельхиором Гриммом[1]. Однако ей нужен и другой корреспондент, с которым можно было бы в виде литературной игры обсудить смелые политические проекты, как с фернейским старцем накануне и во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Принц де Линь ясно осознает свою миссию: «Фанфара молвы и труба Вольтера уже рассказами о здешних чудесах, Европу изумили и пленили, и мой малый флажолет, достойный, самое большее, полей и лагерей, им порою вторил» (Вена, 15 февраля 1786 г.).
С самых первых писем оба корреспондента поминают Вольтера. А когда в 1790 г. принц читает переписку философа с императрицей, изданную Бомарше, то тотчас встревает в их беседу:
<…> только сейчас прочел письма Вашего Императорского Величества господину де Вольтеру; смеялся, восхищался и притом, Государыня, как будто Вас слышал. Невозможно мне было в разговор не вмешаться, хоть и недостоин я сего и надлежало бы мне только слушать, ни единого слова не говоря: но болтает не ум, а сердце. А ум у меня по вечерам, когда спать ложиться пора, острее, чем у господина де Вольтера. Ведь он всегда газетам верил и выдумкам их, а мне, благодарение Богу, ни злодеи, ни глупцы спать не мешают (Альт-Титшейн, 14 июля 1790 г.).
С присущей ему скромностью Линь ставит себя выше Вольтера и, восхваляя царицу, не упускает случая лягнуть Фридриха IІ и его корреспондентов, литераторов и философов:
Как несхожи эти превосходные письма, меня в восторг приводящие, с письмами великого человека, у коего ум острый, но по временам тяжеловесный одни и те же философические рацеи твердит, и с письмами Жордана, Аржанса и даже д’Аламбера — корреспондентов его, у коих ум глупый, либо неповоротливый, либо многословный, либо смутный и витиеватый! (Там же).
Подобно Вольтеру, принц в первом письме уподобляет царицу Иисусу Христу («Как Вашему Величеству всё на свете известно, помните Вы слова святого Симеона: ныне отпускаешь раба твоего, ибо видели очи мои спасение твое и еще увидят» [октябрь 1780 г.][2]), затем обожествляет ее («Видел я своими глазами, как божество смеется», Вена, 12 февраля [1782 г.]), а после переходит к шутливому слогу. Но не столь галантному, как фернейский старец, позволявший себе эпистолярные вольности, не опасаясь, что его поймают на слове: «Упадаю к Вашим ногам и смиреннейше прошу дозволения облобызать их и даже руки ваши, краше которых, говорят, на свете нет» (Ферней, 14 января 1772 г., D17557). После кончины императрицы принц отдает дань ее красоте:
Еще шестнадцать лет назад была она очень хороша собой. Заметно было, что скорее красива она, чем миловидна; величие чела ее смягчали глаза и приятная улыбка, но чело было всего красноречивей. Не стоило Лафатером быть, чтобы на нем прочесть, точно в книге, гений, справедливость, правоту, отвагу, глубину, ровность, кротость, спокойствие и твердость; широкое сие чело обличало богатство памяти и воображения <…> («Портрет покойной государыни Ее Величества Императрицы Всероссийской» [1797]).
Шевалье де Корберон уверяет, что «принц де Линь был в более чем хороших отношениях с императрицей, коя удостаивала его приватных бесед, и что он даже оставался, как говорят, несколько раз наедине с ней до одиннадцати часов вечера»[3]. Но мы не обязаны ему верить.
По обыкновению, письма наполнены полунамеками, понятными лишь корреспондентам. Так, «малые колонны» обозначают великих князей Александра и Константина, «Вирвуарион» — фаворита императрицы Александра Дмитриева-Мамонова. Мы видели, что императрица сама задала шутливый тон, отправив письмо от имени Л. Нарышкина[4]. Опять-таки в духе Вольтера, подписывавшего свои письма литературными псевдонимами («покойный аббат Базен», 1765), отправлявшему ей послания, якобы адресованные турецкому султану (1771).
В XVIII столетии Вольтер предстает в качестве литературного божества, покровителя русских поэтов, пишущих на французском языке[5]. В обмене письмами и стихотворными посланиями с князем А. М. Белосельским и его дочерью княгиней З. А. Волконской, с графом А. П. Шуваловым и С. С. Уваровым принц де Линь претендует на роль его духовного наследника. В послании к графу Ф. Г. Головкину он перефразирует стихи философа, адресованные А. М. Белосельскому:
На ледяных брегах влачил Овидий дни
И повстречал там дочь Орфея;
Восторгом общим пламенея,
Недолго думая, в любви слились они.
И вот, богов благословенье,
Прекрасен, одарен, родился сын у них,
Ваш предок; знайте же родителей своих:
Вы — благородного рожденья[6].
Вольтер для русского хвалы нашел в преданье.
«Овидий в Скифии, в изгнанье, — он сказал, —
Отцом стал отпрыска, что род продолжил славный.
Я знаю: вы — его наследник полноправный.
В объятьях северных вас праотец зачал».
Я б рассказал о вас намного лучше, право…[7]
Для С. С. Уварова Линь переиначивает поэму Вольтера «Россиянин в Париже» и пишет «Россиянина в Вене». Однако для него еще более важна другая роль Вольтера — певца императрицы и победоносных русских воинов, несущих на Восток свет Просвещения. Екатерина IІ приглашает принца поехать в 1787 г. в Крым вместе с ее двором, иностранными дипломатами и венценосцами (польский король и австрийский император участвовали в поездке инкогнито). Цель путешествия — утвердить перед лицом Европы присоединение новых земель, показать их процветание в составе России и упрочить союз с Австрией накануне войны с Турцией (1787–1791)[8]. Принц де Линь рассылает повсюду свое письмо из Москвы от 3 июля 1787 г., в котором рассказывает о поездке и опровергает наветы европейских газетчиков. Ф. М. Гримм переслал копии двух писем Линя (датированных одним и тем же числом) Фердинандо Гальяни, графу Н. П. Румянцеву и барону Карлу фон Дальбергу, поместил их в «Литературную корреспонденцию» (август 1787). Однако заодно он отправил Екатерине IІ свой полемический ответ на них, но государыня велела ему не склочничать понапрасну[9]. В 1801 г., через пять лет после кончины императрицы, принц де Линь сочинит и напечатает «Письма маркизе де Куаньи» о поездке в Крым, используя письмо, разосланное в 1787-м[10].
Екатерина IІ заранее оплатила услуги верного рыцаря, защищавшего ее репутацию. Еще в сентябре 1785 г. она пожаловала Линю земли в Крыму, выбрав символическое место: селения Партенит и Никита у подошвы горы Аю-Даг, где в античные времена стоял храм Дианы. Там происходили события трагедий «Ифигения в Тавриде» Еврипида, Расина, Гёте (1779–1781, 1786), одноименных опер Глюка (1779) и Н. Пиччинни (1781). О Тавриде Вольтер и Екатерина IІ вспоминали в своей переписке, мечтая о возрождении античной Греции. Поместье принца де Линя вписывается в «греческий проект», предусматривающий сокрушение Османской империи силами России и Австрии и создание православной державы со столицей в Константинополе. Увы, в этом столетии ничего не вышло. А принц де Линь, нуждаясь в деньгах, продал имение в 1793 г. обратно в казну за годовую ренту в 1800 австрийских гульденов (1500 рублей).
[1] СИРИО. Т. XXIII. С. 44; Catherine II de Russie — Friedrich Melchior Grimm. Une correspondance privée, artistique et politique au siècle des Lumières / Éd. S. Karp. Vol. I: 1764–1778. Ferney-Voltaire, 2016.
Гримм, конечно же, старается быть остроумным в письмах к императрице, но, увы, шутит он тяжеловесно и подобострастно. К успеху принца де Линя он ревнует и не скрывает этого.
[2] Принц де Линь перефразирует Евангелие от Луки (2: 29–32). Вольтер писал к Екатерине IІ 29 января [1768 г.]: «Говорят, что некий старец по имени Симеон, увидев младенца, воскликнул радостно: теперь могу умереть, ибо видел я своего спасителя. Сей Симеон был пророк, предвидел он заранее все, что сему юному иудею совершить предстоит» (D14704).
[3] Journal intime du chevalier de Corberon. T. II. P. 391 (6 octobre 1780).
[4] В 1784 г. императрица отправила Гримму пять писем от имени «секретаря» — своего фаворита Александра Ланского.
[5] Строев А. Ф. Птенцы Вольтерова гнезда: миф о франкоязычном поэте XVIII века // Россия и Франция: диалог культур. Тверь: Изд-во М. Батасовой, 2015. С. 11–27.
[6] Ферней, 27 марта 1775 (D19388)
[7] Пер. Е. П. Гречаной.
[8] Панченко А. М. «Потемкинские деревни» как культурный миф // Панченко А. М. Русская история и культура. СПб.: Юна, 1999. C. 462–475.
[9] 30 novembre [11 décembre] 1787 // СИРИО. Т. XXIII. С. 430.
[10] Mélanges. 1801. T. XXI. P. 3–62.
Источник:
