Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Наталии Чернышовой-Мельник «Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры».

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто был ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он в молодости приехал в Россию с целью поступить танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.

В публикуемом отрывке описывается прибытие Мариуса Петипа в Россию.

 

Наконец 29 мая 1847 года путешественники прибыли в Кронштадт, где должны были «предъявить свои паспорта, а затем пересесть на другое судно», доставившее их в таможню, находившуюся в то время на Гагаринской набережной[1]. День выдался жаркий, и Петипа, сняв головной убор, положил его рядом с собой на скамейку. Для таможенной проверки он открыл чемоданы — свой и, по просьбе госпожи Вольнис, ее. Начальник же таможни пояснил:

— Когда артисты приезжают к нам в Россию по приглашению впервые, мы вещи их не осматриваем.

В ответ на проявленную любезность Петипа поклонился своему собеседнику и протянул руку за картузом. Но его, увы, и след простыл. Пришлось ему обвязать голову платком. Видимо, эта неприятность показалась Мариусу мелочью. Путешественники спустились на пристань с намерением отправиться в рекомендованную капитаном гостиницу Клее, что на Михайловской улице[2].

Первым делом нужно было нанять извозчика. Их поблизости оказалось трое — все с экипажами под названием «гитара», в каждый из которых впряжена лошадь. Один из самых дешевых видов передвижения вызывал недоверие: в такой повозке едва могли поместиться двое путешественников. Если же намеревался ехать кто-то один, то для устойчивости лучше всего было сесть верхом на лошадь.

Один из извозчиков, видя растерянность приезжих, пришел им на помощь. Как пишет в мемуарах М. Петипа, «он сначала сел на свою «гитару» верхом, а затем сбоку, на манер амазонки, наглядно показывая нам, как следует пользоваться этим экипажем, по поводу которого один англичанин как-то сказал, что дает десять тысяч франков тому, кто придумает что-либо еще более неудобное». Путешественники усадили госпожу Вольнис на одну «гитару», на другую же сел верхом Мариус, «обхватив руками необъятную талию тетушки г-жи Вольнис, чтобы та не упала». Вот так они и совершили свой триумфальный въезд в блистательный Санкт-Петербург[3].

Публика, гулявшая по Невскому проспекту, при виде столь живописной картины покатывалась со смеху. Французы на это не обижались — они смеялись в ответ до тех пор, пока не добрались до гостиницы.

На следующий день утром Мариус Петипа облачился во фрачную пару, повязал белый галстук и отправился представиться директору императорских театров господину Гедеонову. Тот немедленно принял артиста и был с ним очень любезен. Но контракт, заключенный тут же, 24 мая 1847 года, выдавал настороженность нанимателя по отношению к артисту. Он был заключен всего лишь на год, вместо обычных трех лет, «с условием возобновить оный контракт еще на 2 года, буде пожелает того дирекция». Артист же обязывался в течение установленного срока «исполнять должность в качестве первого танцора и мимика». При этом он вынужден был согласиться с тем, что сумма жалованья указана в контракте условная: «ежегодно от осьми до десяти тысяч франков смотря по успеху моих дебютов, о которых может заключать одна лишь дирекция, с выдачей оного по равным частям по прошествии каждых двух месяцев и сверх того — полубенефис». Единственная сумма оговаривалась четко — восемьсот франков. Речь шла о путевых издержках, которые дирекция обязалась артисту возместить.

Сам же он думал о скорейшем дебюте. Поэтому и задал Гедеонову вопрос о предполагаемой дате своего первого выступления. Тот же огорошил ответом:

— Allez vous promenez[4].

Мариус напомнил директору, что тот сам его пригласил. Почему же, мол, не дает работать? Тот ответил, что «гулять» придется четыре месяца, и связано это с отпусками в театральном мире.

Но Петипа нужно было всё это время на что-то жить, и он прямо сказал об этом Гедеонову. Тот воспринял это как должное и пообещал, что каждый месяц артисту будут выплачивать жалованье. Видимо, желая придать вес своим словам, спросил:

— Хотите аванс?

— Хочу, Ваше превосходительство.

— Двести рублей Вам хватит?

Мариус обрадовался такой щедрости и горячо поблагодарил директора. Тот же протянул ему записку в контору, в которой написал распоряжение о выдаче Мариусу Петипа аванса 250 рублей серебром[5]. Молодой артист рассыпался в благодарностях и вышел из театральной дирекции в приподнятом настроении, сказав себе: «Вот счастье-то! Это рай земной, да и только!» Ведь ему предстояло четыре месяца ничего не делать и при этом получать жалованье! Это было совершенно не похоже на то, что произошло с ним когда-то в Нанте, где Мариус во время выступления сломал ногу, а дирекция тамошнего театра удержала деньги за то время, что он вынужден был провести в постели. В мемуарах Петипа пишет: «Я возблагодарил провидение, приведшее меня на гостеприимную русскую землю».

Мариус тут же поделился доброй вестью с матерью и отправил ей сто рублей, которые в то время, в пересчете на франки, были немалой суммой[6]. Оставалось наметить план действий на предстоящие четыре месяца. Ведь не мог же столь деятельный человек, как М. Петипа, ничего не делать в течение столь долгого срока.

Первым делом он отправился в расположенную рядом с гостиницей церковь святой великомученицы Екатерины — один из старейших католических храмов России, — чтобы возблагодарить Господа за столь щедрый полученный им дар. Этот храм, освященный 7 октября 1783 года в честь святой Екатерины Александрийской, покровительницы Екатерины II, к моменту появления Мариуса Петипа в Санкт-Петербурге имел уже множество прихожан, среди которых были и выдающиеся личности.

Часами молодой француз осматривал прекрасный город, впитывая его особую ауру, никого не оставляющую равнодушным. Он бывал в Императорском Эрмитаже, ездил на Острова и, конечно, посещал театры. Казалось, должен был мешать языковой барьер, ведь Петипа совершенно не знал русского. Но с удивлением для себя обнаружил, что в Санкт-Петербурге множество иностранцев. Они говорили на разных языках, в основном по-французски.

Это можно объяснить менталитетом образованных русских людей того времени. Отечественный историк, краевед и статистик Иван Ильич Пушкарёв в труде «Описание Санкт-Петербурга и уездных городов С.-Петербургской губернии», вышедшем в свет в 1839–1842 годах и основанном на архивных документах и личных наблюдениях, так объяснял этот феномен: «К слабой стороне характера русских можно отнести пристрастие к иностранным языкам, особенно к французскому». Что же касается Петипа, для него это оказалось к лучшему. Он практически не страдал от незнания языка страны, в которую приехал работать.

Ему здесь нравилось буквально всё. Особенно — величественное здание Санкт-Петербургского Большого театра, на сцене которого ему вскоре предстояло выступать[7]. В 1836 году театр был перестроен по проекту архитектора А. К. Кавоса[8]. Теперь зрительный зал насчитывал «пять ярусов лож и два бенуара…»[9]. Это было не просто «превосходнейшее здание в столице», в котором могли поместиться более двух тысяч зрителей[10]. В этом театре была одна из лучших сцен в Европе. И, что высоко оценил молодой француз, она оказалась идеально приспособлена для балетных спектаклей. Этот вывод подтверждает в воспоминаниях балерина Императорских театров Е. О. Вазем: «Благодаря глубине сцены, состоявшей из семи кулис, и вместительному шестиярусному зрительному залу поставленные в Большом театре спектакли выглядели эффектно, ибо театр представлял широкие возможности для использования перспективы»[11].

Но, любуясь прекрасными архитектурными ансамблями, восторгаясь коллекциями живописи и скульптуры, знакомясь с бытом и нравами имперской столицы, Мариус Петипа не забывал и о ежедневных упражнениях, необходимых для каждого артиста балета. К счастью, Театральное училище, где он мог тренироваться, находилось недалеко от гостиницы. Стоило лишь перейти Невский проспект, пройти немного до сквера, за которым возвышалось здание Александринского театра, возведенного в 1832 году по проекту Карла Росси[12], обогнуть его фасад — и взору представала Театральная улица[13], одна сторона которой зеркально повторяла другую. Здесь и находилось императорское Театральное училище, в залах которого он репетировал.

Летом здесь было пустынно. Зачастую в зеркале во всю стену отражалась лишь его стройная фигура. Взявшись рукой за «палку» (прикрепленный к стене круглый шест), он начинал экзерсисы — обязательный для поддержания формы танцовщика комплекс упражнений. Мариус с удовольствием разогревал мышцы и связки, варьируя позиции корпуса, положения рук и ног. После занятия, умывшись и немного отдохнув, он переодевался в новый, недавно заказанный в Париже костюм и отправлялся на прогулку по столичным улицам.

К этому времени у него разыгрывался аппетит, и танцовщик обязательно заходил в одну из рестораций, открытых его соотечественниками и выходцами из других европейских стран, которых было немало в Санкт-Петербурге. В любом из этих заведений можно было и пообедать за умеренную плату, и отведать нежнейшие десерты, ароматы которых доносились с улицы. Лучшим среди местных жителей заведением считалось кафе «Доминик»[14], открытое на Невском проспекте за несколько лет до приезда сюда М. Петипа. Здесь можно было отведать бульон, бифштекс, разнообразные закуски, а также сладости и напитки. Это кафе пользовалось популярностью благодаря удачному расположению, хорошей кухне и умеренным ценам (средний счет составлял около 40 копеек).

К тому же в зале для посетителей можно было в спокойной обстановке просмотреть свежие парижские газеты, узнать новости, в том числе театральные. Частенько заходил М. Петипа и в кондитерскую Вольфа и Беранже на углу Невского проспекта и Мойки. Это был своеобразный клуб, который посещали многие писатели. Поэтому посетители, сидя за столиками, могли узнавать здесь о последних литературных новинках, что называется, «из первых рук».

Пребывание Петипа в Санкт-Петербурге омрачали лишь напоминания парижских портных и торговцев о его долгах. Он отвечал им вежливыми письмами с просьбой не сердиться, подождать с возвращением необходимых сумм, но их напоминания становились всё более резкими, перемежаясь с угрозами обратиться за их взысканием к директору императорских театров господину А. М. Гедеонову. Впрочем, эти угрозы Мариус не воспринимал всерьез. Он был очарован прекрасным городом, старался узнать его как можно ближе, заводил знакомства с людьми искусства.

Всерьез же его заботили перспективы собственной карьеры. Он вновь и вновь мысленно возвращался к разговору с Гедеоновым, к его расспросам о выступлениях Мариуса в разных театрах. Молодой танцовщик, стараясь произвести на директора наилучшее впечатление, рассказал ему о своих успехах на сценах Бордо и Мадрида, о выступлении в Париже со знаменитыми сестрами Эльслер и Карлоттой Гризи. Упомянул он и о собственных постановках.

Когда же Гедеонов спросил, знаком ли ему балет «Пахита», Петипа с воодушевлением кивнул в ответ. Как же, о грядущей 1 марта 1846 года премьере в Гранд-Опера он слышал еще в Мадриде! А вернувшись в Париж, не раз ходил на спектакль, любовался танцами, особенно выделяя среди них качучу[15]. Здесь прослеживались мотивы известной новеллы Мигеля де Сервантеса[16] «Цыганочка» — о похищении цыганами маленькой девочки, с годами превратившейся в прекрасную девушку, о ее странствиях с табором и, наконец, о счастливом возвращении в родную богатую семью и воссоединении с любимым. Мариус смотрел «Пахиту» в парижской Опере не раз, даже кое-что зарисовывал, делал письменные пояснения. Многое из увиденного он запоминал, так как нечто подобное видел в других балетах. Чем же объяснить вопрос Гедеонова?..

Тот, улыбнувшись новичку, объявил, что планирует его дебют на императорской сцене именно в этом балете как партнера Елены Андреяновой. Петипа тут же выразил свой восторг по этому поводу, рассыпавшись в благодарностях. Не преминул он предложить директору и свои услуги балетмейстера, объяснив это знанием специфики испанского колорита, — ведь действие балета происходит в Испании, недалеко от Сарагосы. Гедеонов же ответил на это неопределенным «посмотрим».

Удача явно улыбалась молодому французу: его первые шаги в России оказались не только приятными, но и успешными. И все-таки он еще не чувствовал себя здесь своим, поэтому тянулся к общению с соотечественниками. Одна из неожиданных встреч на Невском проспекте чрезвычайно обрадовала Мариуса — с Анри Вьетаном, его бывшим однокашником по консерватории в Брюсселе. В мемуарах он упоминает об Анри как о «знаменитом впоследствии скрипаче».

Оказалось, что Вьетан работает в России с 1846 года, причем очень успешно. Кроме того, в качестве скрипача он стал солистом «Его Императорского Величества» и имел еще скрипичный класс в Театральном училище. Теперь друзьям детства предстояло встречаться по службе, что было приятно обоим. Правда, сотрудничество их оказалось недолгим: проработав в России семь лет, сочинив ряд пьес и Четвертый концерт, Вьетан вернулся в Париж, продолжив именно там активную концертную деятельность. Петипа же остался на берегах Невы…

Дни Мариуса проходили в трудах, неустанных занятиях для поддержания формы. Иногда он позволял себе развлечения. Любил, при хорошей погоде, отправиться на Острова, где так радовали взор летние дворцы, дачи, неброская северная природа. Порой, совершая пешую прогулку, он подходил к Каменноостровскому театру, где часто давал концерты дирижер Константин Лядов. Слушая музыку, он невольно сочинял танцевальные композиции, с трудом сдерживая себя, чтобы тут же не исполнить их среди собравшейся публики.

Постепенно лето, перешагнув зенит, стало клониться к исходу. Эти дни обозреватель «Северной пчелы» называл едва ли не лучшими по сравнению с началом и серединой лета: «Теплые, без зноя, без грязи и ветра… По Неве, по каналам столицы, по разным дорогам, ведущим в Петербург из его мнимо сельских окрестностей, кое-где тянулись баржи и возы, нагруженные мебелью да разным домашним скарбом, — однообразная ежеосенняя картина возвращения в город с дач, где наслаждались природой, играя в преферанс и опоражнивая бутылки в летних кафе-ресторанах».


[1] Современное название — набережная Кутузова.

[2] Гостиница Клее — а называлась она La Russie, то есть «Россия», — была одной из лучших в городе. Современное название — гранд-отель «Европа».

[3] Впервые об этом инциденте рассказала «Петербургская газета» от 2 декабря 1896 г.

[4] Непереводимая игра слов: букв. «Идите погуляйте», означает также и «убирайтесь!» (фр.).

[5] РГИА. Ф. 497. Оп 5. Д. 2467. Л. 25.

[6] Мариус Петипа. Материалы… С. 37.

[7] Это здание до 1886 г. находилось на месте нынешней Консерватории, расположенной на Театральной площади.

[8] Кавос, Альберт Катеринович (1800–1863) — русский архитектор итальянского происхождения, академик архитектуры (1846), известный главным образом как строитель театров.

[9] Пушкарев И. Описание Санкт-Петербурга и уездных городов Санкт-Петербургской губернии. СПб.: Тип. Санкт-Петербургского губернского правления, 1839–1842: В IV ч. Ч. III. 1841. С. 121.

[10] Там же.

[11] Вазем Е. О. Записки балерины Санкт-Петербургского Большого театра 1867–1884 / Под ред. и с предисл. Н. А. Шувалова. Л.; М.: Искусство, 1937. С. 49.

[12] Росси, Карл Иванович (урожденный Карло ди Джованни Росси, 1775–1849) — русский архитектор итальянского происхождения, автор многих зданий и архитектурных ансамблей в Санкт-Петербурге и его окрестностях.

[13] Современное название — улица Зодчего Росси.

[14] «Доминик» — первое кафе в Российской империи, работавшее с 1841 г. в Санкт-Петербурге по адресу: Невский проспект, дом 24. Его открыл выходец из Швейцарии Доминик Риц-а-Порта.

[15] Качуча (исп. Cachucha, дословно — «маленькая лодка») — испанский сольный танец. Традиционно качучу могут танцевать как мужчины, так и женщины. Обычно танец сопровождается стуком кастаньет и притоптыванием каблуков (цапатеадо).

[16] Сервантес, Мигель де Сааведра (1547–1616) — всемирно известный испанский писатель. Прежде всего известен как автор одного из величайших произведений мировой литературы — романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».

Источник: polit.ru