Равноправные

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Мэгги Доэрти «Равноправные. История искусства, женской дружбы и эмансипации 60-х» (перевод Екатерины Куровой).

Осенью 1960 года в престижном женском колледже Рэдклифф — одной из «Семи сестер» Гарварда — открылась не имевшая аналогов в мире стипендиальная программа для… матерей. С этого момента Рэдклифф стал центром развития феминистского искусства и мысли, придав новый импульс движению за эмансипацию женщин в Америке. Книга Мэгги Доэрти рассказывает историю этого уникального проекта. В центре ее внимания — жизнь пяти стипендиаток колледжа, организовавших группу «Эквиваленты»: поэтесс Энн Секстон и Максин Кумин, писательницы Тилли Олсен, художницы Барбары Свон и скульптора Марианны Пинеды. Участницы группы бросили вызов патриархальному «американскому счастью» начала 1960-х, в котором идеалом женщины была ухоженная домохозяйка, обслуживающая уютный дом и большую семью. Рэдклиффская программа помогла многим женщинам реализовать свои творческие амбиции, и книга Доэрти — это волнующий рассказ о женском профессиональном и творческом сообществе, подобных которому не было в американской истории

Предлагаем прочитать фрагмент книги.

 

Нет ничего плохого в привилегиях, да только не всем они доступны

«Правительство ничего не контролировало», — так начинается эссе Джоан Дидион «И побрели в Вифлеем», впервые опубликованное в The Saturday Evening Post в 1967 году. Дидион описывает «холодную позднюю весну 1967-го в Америке», страну в беде:

Это была страна объявлений о банкротстве и публичных торгах, страна дежурных сообщений о бытовых убийствах и пропавших детях, страна брошенных домов и вандалов, которые делали ошибки даже в наспех нацарапанных словах из трех букв. В этой стране регулярно исчезали семьи, оставляя шлейф из фальшивых чеков и бумаг на изъятие недвижимости. Подростки кочевали из одного истерзанного города в другой, отторгая и прошлое, и будущее, как змеи, которые сбрасывают кожу. Дети, которых так и не научили и которые теперь никогда не научатся играм, удерживающим общество от распада. Люди пропадали. Дети пропадали. Родители пропадали. А те, кто оставался, подавали бессвязные заявления о пропаже, а потом уходили и сами.

Всё, как в стихотворении Йейтса, распадалось, и Дидион отправилась в Сан-Франциско, где «проявлялись социальные потери», — чтобы взять интервью у хиппи и дезертиров и описать их искалеченные жизни. Джоан повествует о своих беседах с хиппи и наблюдениях за контркультурой. Эссе заканчивается описанием небольшого пожара, который начался в доме по вине трехлетнего ребенка, и пары хиппи, отчаянно пытающихся достать «какой-то очень хороший марокканский гашиш, провалившийся сквозь поврежденную при пожаре доску пола». Очевидно, что система нездорова.

Мир, который описала Дидион, совсем не походил на мир 1950-х, когда Эквиваленты начинали взрослую жизнь (Джоан родилась примерно через десять лет после Секстон и Кумин, но в отношении к жизни и манерах она была ближе к их поколению, чем к более молодому). За десять лет, с 1957 по 1967 год, государство, основанное на столпах согласия и сдерживания — или по крайней мере их иллюзии, — превратилось в страну разлада и дестабилизации. Бэби-бумеры, рожденные у «молчаливого поколения» — гордых ветеранов Второй мировой и благообразных домохозяек с нитками жемчуга на шеях, — отвергли стиль, привычки и традиции своих родителей. Они требовали гражданских прав и сексуальной свободы. Летом 1967-го праздновали «Лето любви», и молодежь массово стекалась в Сан-Франциско. Юбки всё укорачивались. Волосы белых становились всё длиннее и прямее, а прически чернокожих — всё объемнее и рельефнее. Музыка делалась громче и страннее: в июне прошел Международный фестиваль в Монтерее, первый рок-фестиваль в Америке. Там можно было услышать Jefferson Airplane, The Grateful Dead и Experience Джимми Хендрикса. Следуя совету Тимоти Лири, исследователя и сторонника использования психоделиков, молодежь включалась, настраивалась и улетала. Не прошло и десяти лет с тех пор, как Секстон и Плат попивали мартини в «Ритц-Карлтон», как для многих молодых людей кислота стала желаннее алкоголя.

К этому времени женское движение, как и сама страна, распалось. Можно сказать, что перелом произошел в мае 1968 года. За год до этого, в 1967 году, феминистка по имени Валери Соланас — драматург и открытая лесбиянка — самостоятельно опубликовала SCUM Manifesto. Эта аббревиатура, похоже, означала «Общество уничтожения мужчин». Соланас относила себя к радикальным феминисткам — группе, которая отличалась от либеральных, таких как Фридан, тем, что они отвергали веру в то, что формальное равенство, на работе или по закону, имеет какую-то силу в мире, которым управляют мужчины. Радикальные феминистки хотели революции. В SCUM Manifesto Соланас выступала за полное уничтожение мужчин, а также свержение правительства и ликвидацию денежной системы. Через год после публикации этого документа и всего через два месяца после убийства доктора Мартина Лютера Кинга-младшего Соланас стреляла в художника Энди Уорхола, который выжил после покушения (девушка хотела, чтобы Уорхол помог ей поставить одну из ее пьес). Видная представительница созданной Фридан организации NOW — блондинка и бывшая республиканка Ти-Грейс Аткинсон — посетила Соланас в тюрьме. Для защиты Соланас Аткинсон наняла остроумную чернокожую юристку Флоринс Кеннеди, но как только Фридан об этом узнала, она отправила гневную телеграмму:

НЕМЕДЛЕННО ВОЗДЕРЖИСЬ ОТ ЛЮБЫХ СВЯЗЕЙ С СОЛАНАС.

Вскоре Аткинсон и Кеннеди ушли из NOW и основали собственную группу радикальных феминисток под названием The Feminists.

Но этот разрыв отражал давние разногласия в отношении стратегии и тактики. Должны ли сторонницы феминистского движения обращаться в суд и настаивать на законодательных реформах или им следует выйти на улицы? Нужно ли NOW выразить официальную позицию в отношении брака, абортов и нуклеарной семьи или же не высказываться по этим культурным вопросам, таким образом избегая отчуждения потенциальных соратников? Лесбиянки — тоже часть движения за освобождение женщин? Как феминисткам относиться к мужчинам? К неудовольствию Аткинсон, Кеннеди и ей подобных, NOW не отвечала на эти вопросы. Особенно спорным для организации был вопрос женской гомосексуальности: Фридан однажды назвала лесбиянок «лавандовой угрозой» и запретила им участвовать в Первом конгрессе по объединению женщин, спонсируемом NOW, который состоялся в Нью-Йорке в 1969 году. Радикальные феминистки — Шуламит Файрстоун, Эллен Уиллис, Кэти Сарачайлд, Робин Морган, Патрисия Майнарди и другие — преследовали далеко идущие цели; они планировали работать против правительства и правовой системы, а не сотрудничать с ними.

Вскоре в Нью-Йорке энергичная, только что освобожденная женщина могла выбрать одну из конкурирующих радикальных феминистских ячеек: Редстокинг, The Feminists, Радикальные феминистки Нью-Йорка и Ячейка 16. Многие из этих групп практиковали «пробуждение самосознания» — термин, придуманный Сарачайлд в 1968 году. Историк Рут Розен определяет его как «процесс, посредством которого женщины в малых группах могли исследовать политические аспекты личной жизни» и отмечает, что эту технику позаимствовали у активистов движения за гражданские права, которые называли ее «говорить правду власти» (Сарачайлд работала организатором по гражданским правам в Миссисипи, где и узнала о такой организующей тактике). Идея состояла в том, что, рассказывая о своей повседневной жизни — «говори на основе собственного опыта, сестра», — женщины приходят к осознанию того, как были угнетены. Они испытывали то, что впоследствии стали называть «щелчком» узнавания.

Радикальные феминистки отличались не только от либеральных феминисток, но и от ортодоксальных социалистических феминисток, таких как Олсен, которая считала, что пролетарская революция и перераспределение ресурсов уничтожат сексизм. Радикальные феминистки полагали, что гендерное угнетение существовало до капитализма и отдельно от него, но могло действовать и в связке с капитализмом. И хотя все радикальные феминистки согласились с первичностью гендера для социальной идентичности и необходимостью создания женского движения, они расходились во мнениях по ряду других важных вопросов. Одни верили в ценность пробуждения самосознания, другие считали, что эта практика мешает движению. Некоторые считали, что институт брака следует сохранить — по крайней мере, до завершения революции. Другие призывали к его немедленной ликвидации. Были и те, кто полагал, что женская гомосексуальность является единственной политически последовательной сексуальной практикой для феминисток. Эти разногласия — о структуре руководства, о ценности прямых действий и о том, является ли ведущее звено более эффективным, чем группа, принимающая множество членов из разных слоев общества, раскололо организующие ячейки и привело к появлению и распространению новых групп. Между 1970 и 1973 годами, как пишет историк Элис Экхольс, «движение было опустошено чрезмерным фракционизмом по вопросам элитарности, класса и женской гомосексуальности».

Конфликт по последнему пункту оказался особенно острым. Первого мая 1970 года группа протестующих, надеясь поднять вопрос о правах лесбиянок, прервала работу Второго конгресса по объединению женщин, организованного NOW в Нью-Йорке. Некоторые из них были одеты в футболки, украшенные той самой презрительной фразой, которую Фридан однажды бросила в адрес состоявших в движении лесбиянок: «Лавандовая угроза». И хотя акцию планировала небольшая группа женщин, многие присоединились к протестующим, как только те вышли на сцену. В декабре того же года группа известных феминисток, и Глория Стайнем в их числе, провели пресс-конференцию, на которой заявили, что и движение за освобождение женщин, и движение за освобождение людей гомосексуальной ориентации «борются за общую цель», но для многих это заявление было и неприемлемым, и слишком запоздалым. К этому моменту многие лесбиянки покинули движение, а Фридан, упорно проявляя гомофобию, продолжила очищать нью-йоркское отделение NOW от гомосексуальных женщин. В своей книге историк Экхольс назвала главу о расколе «Выплеск различий».

Выплеск различий может нарушить равновесие, что нередко бывает к лучшему. Иногда взрыв может снести старые здания с фундамента: уничтожить отжившее и расчистить путь для нового.

Источник: polit.ru