Издательство «Альпина нон-фикшн» представляет книгу Марио Ливио «Галилей и отрицатели науки».
Рассказывая о судьбе Галилея, Марио Ливио показывает, что история повторяется: современные ученые могут столкнуться с тем, что чуть не погубило ученого эпохи Возрождения, — с игнорированием, а порой даже с отрицанием результатов, полученных в ходе научных наблюдений и экспериментов. Живое изложение фактов о судьбе Галилея сочетается с размышлениями о положении науки и ученых в современном мире.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Если папа почти наверняка определился сильно загодя и не вникал в детали процесса как такового, то после того как резюме было представлено его вниманию, разумеется, все надежды на милостивый исход погибли. Судя по более ранним жалобам понтифика послу Никколини на Галилея, представляется вполне возможным, что Урбан VIII не полностью избавился от подозрения, что в «Диалоге» Галилей высмеял и унизил его, хотя и утверждал обратное в позднейшей беседе с французским послом, — и жаждал мести. Вероятно, вкупе с политическим чутьем, подсказавшим, что временами нужно демонстрировать жесткость по религиозным вопросам и что книга Галилея «губительна для христианства», папа мог обрадоваться подвернувшейся возможности жестоко покарать Галилея. Остается лишь гадать, могло ли резюме быть не столь суровым, если бы его авторы не чувствовали подспудного одобрения папы.
В первой англоязычной биографии ученого, «Жизнь Галилея» (Life of Galileo) Томаса Солсбери (после лондонского пожара 1666 г. уцелел лишь один экземпляр), ее автор, валлийский писатель, живший в Лондоне в середине XVII в., расширил исходный тезис вплоть до корневой причины самого процесса Галилея. По мнению Солсбери, личный мотив в сочетании с политической ситуацией побудили папу подвергнуть Галилея суду. Этим мотивом стала неконтролируемая ярость Урбана VIII из-за своего карикатурного портрета в образе Симпличио.
Хотя данная версия не является совершенно невозможной, отсутствуют документальные свидетельства, что именно это стало причиной исходных претензий к книге, да и обвинение впервые всплыло только в 1635 г., через два с лишним года после суда. Безусловно, Галилей не имел ни малейших намерений оскорбить папу подобным образом, и даже после того, как поползли слухи, французский посол и Кастелли смогли убедить понтифика, что в них нет ни слова правды. Политическая гипотеза была еще более интригующей. Солсбери писал:
Прибавьте к этому, что он [папа] и его утонченные племянники, кардинал Антонио и кардинал Франсиско Барберини (ввергнувшие всю Италию в гражданские войны своим неумелым правлением), жаждали отомстить за себя своему естественному повелителю и князю, великому герцогу, косвенными ударами, наносимыми ему через посредство его фаворитов.
Иными словами, Солсбери предполагал, что суд над Галилеем представлял собой папское возмездие его покровителям, семейству Медичи , за их весьма вялую военную помощь в Тридцатилетней войне.
Как бы то ни было, 16 июня Священная канцелярия собралась и огласила решение папы:
Его Святейшество [Папа] постановил допросить Галилея о его намерениях, даже под угрозой пытки; когда же это будет исполнено, то после отречения как сильно подозреваемого в ереси, перед полным составом Конгрегации Священной канцелярии, он будет затем приговорен к тюремному заключению по усмотрению Священной Конгрегации с приказом не рассуждать более ни в какой форме, ни на словах, ни в письме, о подвижности Земли и неподвижности Солнца или против этого; в противном случае он навлечет на себя наказание как неисправимый преступник.
Кроме того, папа распорядился внести книгу, озаглавленную «Диалог о двух главнейших системах мира», в «Индекс запрещенных книг». Церковь также предприняла шаги по широкому распространению этого решения как среди общественности, так и других математиков. Если пытка почти наверняка не стала бы применяться к человеку возраста Галилея, сама официальная угроза пытки должна была привести его в ужас.
Двадцать первого июня Галилея официально допросили по поводу его «намерений» с целью установления, совершил ли он свои преступлении невольно или сознательно. Частью ритуала был вопрос, заданный ему особым образом — в трех разных формулировках, — верит ли он в модель Коперника. Уже сломленный и запуганный старик ответил, что, следуя декрету от 1616 г., он заключил, что верной моделью является Птолемеева, геоцентрическая. Можно только представить себе, как трудно дались Галилею эти слова. Он далее настаивал, что его цель в «Диалоге» — лишь продемонстрировать, что на основе одной только науки невозможно прийти к однозначному ответу и, следовательно, необходимо опираться на «установленное более тонкими учениями» — иначе говоря, на мнение Церкви.
То, что произошло на следующий день, остается одним из самых постыдных событий в истории разума. Стоящему на коленях перед инквизиторами Галилею сообщили, что он навлек на себя «сильные подозрения в ереси, а именно в том, что придерживался и верил в учение, ложное и противоречащее Божественному Священному Писанию: что Солнце есть центр мира и не движется с востока на запад, и что Земля движется и не является центром мира, и что осмелился разделять и отстаивать, как возможное, мнение после того, как оно было объявлено и определено противоположным Священному Писанию».
Затем кардиналы Священной канцелярии добавили с ложным милосердием: «Мы готовы отпустить тебе грехи [по всем обвинениям и наказаниям] при условии, что прежде всего с искренним сердцем и нелицемерной верой ты в нашем присутствии отречешься, проклянешь и отвратишься от вышеназванных ошибок и ересей и от любой другой ошибки и ереси, противной католической и апостольской церкви, в той формулировке, что мы тебе укажем».
Вердикт включал «официальное тюремное заключение» по усмотрению Священной канцелярии, еженедельное повторение семи покаянных псалмов в течение трех лет и запрет «Диалога».
Мы не знаем, отражало ли отсутствие кардинала Франческо Барберини (и еще двух) на оглашении приговора их недовольство решением суда или стало лишь следствием несостыковки в расписании. Нам известно, что непосредственно во время отречения Галилея Франческо Барберини встречался с папой Урбаном VIII.
Коленопреклоненный, Галилей зачитал текст отречения, который ему дали:
Я, Галилео, сын покойного Винченцо Галилея из Флоренции, семидесяти лет от роду, лично привлеченный к суду, стоя на коленях перед Вашими Высокопреосвященствами и Преподобиями кардиналами-инквизиторами всякого еретического порока во всем христианском мире, имея перед глазами и возложив руки на Святое Евангелие, клянусь, что всегда верил, верю ныне и с Божьей помощью буду верить в будущем во всё, что исповедует, проповедует и чему учит Святая и апостольская церковь.
Затем, после обязательства «полностью избавиться от ложного мнения» коперниканства, Галилей прочел суть отречения:
Поэтому, стремясь устранить из умов Ваших Высокопреосвященств и каждого правоверного христианина эти сильные подозрения, справедливо направившиеся на меня, с искренним сердцем и нелицемерной верой я отрекаюсь, проклинаю и отвращаюсь от вышеназванных ошибок и ересей и в целом от всех и каждой иной ошибки, ереси и учения, противоположных Святой Церкви, и клянусь в будущем никогда не говорить и не предполагать, устно или на письме, ничего, что могло бы навлечь на меня подобные подозрения; напротив, если мне случится узнать о любом еретике или подозреваемом в ереси, я обязуюсь донести о нем Священной канцелярии, или инквизитору, или священнослужителю того места, где мне доведется находиться.
Невозможно представить себе это унижение вкупе с необходимостью произнести слова, перечеркивавшие почти всю работу его жизни. Историки науки, пытающиеся утверждать, что, если бы Галилей был менее задиристым, всё могло бы сложиться лучше, игнорируют тот простой факт, что его заставили отречься от своих глубоких убеждений под угрозой пытки. Судьи Галилея не могли знать, что за следующие четыре столетия это событие превратится в одно их самых позорных дел инквизиции.
Существует легенда, что, выходя из зала, Галилей прошептал: E pur si muove! — «И все-таки она движется!», имея в виду Землю. Самым ранним источником этой истории было названо живописное полотно середины XVII в. (1643 или 1645 г.).
На этой картине Галилей изображен в тюрьме, смотрящим на схему Земли, обращающейся вокруг Солнца, которую нацарапал на стене, с этими словами под ней. Исходя из предположения, что полотно действительно датируется 1643 или 1645 г., оно было расценено как доказательство того, что легенда стала распространяться почти сразу после смерти Галилея. Мое тщательное расследование в 2019 г. породило серьезные сомнения в подлинности этой картины.
В печатном издании легендарная фраза впервые появилась в XVIII в. в книге «Итальянская библиотека» (Opere italiane), написанной жившим в Лондоне итальянцем Джузеппе Баретти. Галилей не мог пробормотать этих слов перед инквизиторами, но нет ничего невозможного в том, чтобы он произнес в той или иной форме подобную фразу, которая, разумеется, была у него на уме, одному из своих друзей. Как бы то ни было, горькие воспоминания о суде и презрение к инквизиторам сохранились у Галилея до конца жизни.
Сегодня слова «И все-таки она движется!» стали символом интеллектуального вызова, подразумевающим: «Во что бы вы ни верили, факты таковы». К сожалению, в эпоху «альтернативных фактов» всё чаще возникают ситуации, когда эта фраза оказывается уместной.
Действовала ли Церковь в рамках своих официальных полномочий, когда налагала взыскания на Галилея? Со своей узкой точки зрения, скорее всего, да, с учетом предупреждения Беллармино и запрета, наложенного на Галилея Сегицци. Галилея фактически осудили из-за двух обстоятельств: во-первых, за нарушение запрета 1616 г., во-вторых, за получение имприматура на печатание «Диалога» «хитростью и плутовством», не уведомив Риккарди и Эгиди о существовании этого запрета. В этом смысле осуждение стало обоснованным. Отречение также было необходимым шагом, поскольку без него «подозрение в ереси» превратилось бы в настоящую ересь, за которую, как мы знаем, Джордано Бруно сожгли на костре.
Однако, рассматривая это дело шире, можно отметить нечто более важное. Судить Галилея и запрещать его книги не стоило не только потому, что Галилей был прав относительно устройства Солнечной системы. Эти действия против интеллектуальной свободы и, по определению, даже против религии были неправильными, даже если бы геоцентрическая модель оказалась верна. Намного более важный урок из дела Галилея состоит в том, что никакой бюрократический аппарат, религиозный или государственный, не должен иметь права наказывать за научные, религиозные или любые другие мнения (неважно, правильные или неправильные), если они никому не причиняют вреда и никого к этому не подталкивают.
Именно поэтому реальное дело Галилея укоренилось в сознании человечества после вынесения вердикта и отречения ученого. В этом суде с далеко идущими последствиями инквизиторы стали преступниками, а сам суд остается постоянным напоминанием, что свобода высказывать истину не гарантирована.
Источник:
