Расцвет русского авангарда пришелся на совсем недолгий период в несколько лет в начале XX века. Тем не менее, влияние этого направления до сих пор ощущается не только в живописи, но и в бытовой жизни — в архитектуре, интерьерах, дизайне одежды. Почему идеи авангардистов остаются востребованными и смогут ли русский рэп и мемы совершить новый революционный поворот в искусстве — в интервью Znak.com с историком-искусствоведом Андреем Сарабьяновым, одним из кураторов выставки авангардистов в Ельцин Центре «Мир как беспредметность. Рождение нового искусства».
Картина «Женская фигура» Казимира Малевича впервые покинула Русский музей для выставки в Ельцин ЦентреЯромир Романов / Znak.com
— Для кого эта выставка в Ельцин Центре? Нужно ли перед ее посещением прочитать трактат Казимира Малевича «Мир как беспредметность» или все будет понятно и так?
— Прочитать трактат будет трудно, потому что это вообще очень сложный текст. И вообще это искусство требует объяснений, конечно, особенно творчество Малевича. Но мы здесь хотели в меньшей степени объяснять, что такое творчество Малевича, а в большей — показать историю того, как появился Малевич, как вокруг него появились ученики, сначала единичные, потом в большом количестве, как эта группа двигалась в своем творческом развитии и как все завершилось. Поэтому здесь много документальных и редких фотографий. У посетителей выставки есть уникальная возможность увидеть бытовую сторону того времени: как люди жили, как выставляли картины.
— Как я понимаю, выставка возникла отчасти на базе дневников Льва Юдина, ученика Малевича?
— Совершенно верно. Лев Юдин был, наверное, одним из самых близких учеников Малевича. Он попал к Малевичу в 16 лет и он вел абсолютно уникальные дневники, которые находятся в Русском музее. Несколько лет назад мы их издали, получился такой толстый том, а потом постепенно родилась эта выставка. На стенах можно увидеть цитаты из дневников Юдина.
«Куда не сунешься — везде интерьеры оформлены в стиле русского авангарда»
— В одной из своих лекций вы говорите, что авангард перевернул картину мира. Отказавшись от подражания действительности, художники стали создавать свою собственную действительность. Почему это искусство до сих пор востребовано?
— Авангард стал уже неотъемлемой частью русской культуры. Спорить с этим уже как-то глупо, хотя до сих пор некоторые говорят, что это все обман, фальсификация, каждый ребенок может нарисовать черный квадрат. Ну, каждый художник, в конце концов, может нарисовать красивый натюрморт, если его научить. Это же не значит, что все великие мастера натюрморта? Совсем нет.
Авангард нужен нам хотя бы как то, что мы создали, что мы пережили, и его история очень показательна: как он возник, как он расцвел.
Андрей СарабьяновЯромир Романов / Znak.com
— Отношение власти к авангардистам в период расцвета их творчества кстати ведь было совершенно разным: в какой-то момент они были совсем не ко двору, а потом — наоборот.
— Конечно. Период признания авангарда при жизни художников был, наверное, 4–5 лет. До революции их не признавали, считали клоунами. Их называли футуристами, и это было такое ругательное слово: «Опять футуристы чего-то вытворяют». А потом, после революции, они буквально несколько лет были у власти, у художественной власти я имею в виду — практически всех авангардистов собрали в отделе изобразительных искусств Наркомпроса, и они там работали.
— Насколько утопичной вам кажется идея авангардистов, которые в этот короткий период признания властями их по своей сути революционного искусства пытались встроиться в государственную систему, создавали свои школы, где воспитывали художников?
— Я в этой истории не вижу абсолютно никакой утопичности, потому что им во многом удалось то, что они пытались сделать. Прежде всего я говорю о ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские — прим. Znak.com), которые возникли на базе государственных свободных художественных мастерских.
— ВХУТЕМАС тоже просуществовал совсем недолго.
— Это не совсем так, там сложнее история. Официально ВХУТЕМАС открыт был в 1920-м году, потом его переименовали в ВХУТЕИН, а в 30-м году он закрылся, и его направления были разделены между разными учебными заведениями. И почему это было утопично? Если бы его не уничтожили, это бы работало.
Яромир Романов / Znak.com
— Утопично в том смысле, что ВХУТЕМАС уничтожили, то есть государство не было готово к революционному подходу?
— Конечно, тут был некоторый диссонанс между задачами, которые ставили перед собой авангардисты, и заказом государства. Государству нужно было идеологическое искусство. Тем не менее, когда закрыли ВХУТЕМАС, его не уничтожили, и революционный подход авангардистов превратился в классику. Возьмите любое хорошее современное здание — в нем всегда есть элемент авангарда. Даже если люди сознательно пытаются этот авангард уничтожить, все равно в нем обязательно что-нибудь найдется. Даже Заха Хадид, которая уходила от конструктивизма, все равно она восхищалась авангардом. Так что авангард стал классикой, и в этом есть даже перевес какой-то излишний, на мой взгляд.
— В сторону авангарда?
— Да, куда не сунешься — везде интерьеры оформлены в стиле русского авангарда. Это маятник, он качается то в одну, то в другую сторону. Трудно балансировать. Современным художникам трудно, когда перед их глазами стоят шедевры авангарда, до сих пор полные новых идей. От этого очень трудно избавиться.
Малевич считал себя концом живописи. А потом к ней вернулся
— Эта выставка в Ельцин Центре посвящена супрематизму. Малевич, занимаясь супрематизмом, говорил, он сначала дошел до ноля, потом перешел за ноль, дошел до минус одного. Если немного пофилософствовать, может быть, это отражает запрос современного общества на обнуление в мире с кучей информационных потоков, где создается впечатление, что художники, писатели, артисты пытаются перекричать друг друга?
— Это интересное сопоставление, мне, честно говоря, оно в голову не приходило. Но в принципе, конечно, в этом есть своя доля истины, несомненно. Когда Малевич говорил о том, что он дошел до ноля форм, он говорил о завершении эволюции предшествующего искусства. Он и считал себя концом живописи. Он занимался теорией искусства, писал очень много трудов, переписывал их. И в какой-то момент все равно вернулся к живописи.
— Зачем? Вы в одной из лекций предполагаете, что ему хотелось доказать — он может вообще все.
— Это во-первых, да. Представьте себе ситуацию: конец 20-х годов, уже победил АХРР (Ассоциация художников революционной России), то есть художники, которые выполняют госзаказ, рисуют заводы, рабочих. А у Малевича нет ничего этого. А он в этой стране живет. Он хочет быть ее полноценным, полноправным жителем. И он пытается сделать какие-то портреты рабочих. Их немного, но они есть. Потом обращает внимание на городские сцены.
Яромир Романов / Znak.com
А во-вторых, на возвращение к живописи его толкнуло конкретное событие. В 1929 году ему исполнялось 50 лет, и ему нужны были работы для персональной выставки. А у него не было ни одной — он до этого увез все в Германию и там оставил. А его знаменитый черный квадрат лежал в Третьяковке спрятанный в запасниках, закрыт навсегда, как тогда думали. И вот он пишет еще один черный квадрат для новой выставки специально.
— Точно такой же квадрат?
— Немножко другой. Вообще Малевич начинает как бы воспроизводить все свои периоды: импрессионистические, супрематические. Но он как творец и неуемный гений не может просто сесть и повторить то, что он делал там 20-30 лет назад. Он стал другим, и все уже получается другим. На втором этаже выставки в Ельцин Центре есть работы Малевича с головами без лица и «Женская фигура» из Русского музея. Этот новый цикл у него рождается, когда он хочет повторить свой первый крестьянский цикл. Но у него не получилось — он увидел все по-другому. Он увидел, что к этому времени русское крестьянство уже было уничтожено. Все эти продразверстки, продналоги, раскулачивание — в итоге просто не осталось людей. Малевич из-за этого ужасно переживал — при всей его, казалось бы, удаленности от жизни он был очень чувствительный человек и очень любил крестьян.
Вернувшись к живописи, Малевич хотел повторить свой крестьянский цикл. Но у него не получилось. К тому времени крестьянство уничтожили, и на картинах люди оказались без лицЯромир Романов / Znak.com
«Русский рэп — важная часть нашей культуры»
— Кого из современных артистов в широком понимании этого слова вы сейчас считаете авангардистами? Например, Моргенштерн — авангардист? А Покрас Лампас?
— Покрас Лампас, наверное, да. Вы знаете, я вообще боюсь давать такие оценки. Лично для меня было бы легкомысленно говорить: «Вот этот авангардист, этот — нет». Не хочется оказаться в роли фельетонистов, которые издевались над Малевичем в начале десятых годов, а потом про них все забыли, а Малевич остался в веках.
— Возможно, то же самое произойдет с теми, кто критикует Моргенштерна, например.
— Да. Сегодня такая ситуация может повториться.
— И тогда где вы видите точки роста в современном искусстве? Может быть, это русский рэп или, например, сериалы.
— Русский рэп, как мне кажется, это очень глубинная вещь. Она отражает точку зрения большого количества людей. И поэтому это тоже важная часть нашей культуры. И при этом он пока вне каких-то условий государства. В общем государство понимает, что им трудно управлять, запрещать что-то. По крайней мере сложнее, чем, например, снять с должности режиссера в театре и заткнуть его этим.
Яромир Романов / Znak.com
Но в целом я воспринимаю актуальное искусство с большой осторожностью. Мне иногда кажется, что сегодняшнее актуальное искусство проходит какую-то стадию детства. Такое ощущение, что художники заново смотрят на окружающий мир, открывают какие-то лично для меня давно известные истины, которые открыл, естественно, не я, но которые открыли, скажем, еще древнегреческие философы.
— Но супрематисты тоже отчасти переосмысливали то, что было до них, искали новые формы.
— Я бы не сказал, что до них это было. Абстрактное искусство — это все-таки кардинальный поворот.
— А выставку из мемов можете представить? Это тоже актуальное современное искусство.
— Да, это искусство. В советское время были анекдоты. Сейчас анекдоты исчезли. Абсолютно. Но появились мемы, какие-то другие вещи. И это все народная культура, которая начинает проявляться в других формах и может породить еще и какие-то удивительные художественные явления. По крайней мере, я надеюсь. Авангард не кончается вот XX веком, он будет еще повторяться.
А еще вы знаете, что очень важно? Очень важно ощущение свободы — внутренней и внешней тоже. Но главное — внутренней. Вот все эти авангардисты — они же были свободные абсолютно. Вот в чем дело.
— А сейчас в России, как вы думаете, есть это ощущение свободы, при котором люди могут творить, высказываться, заявлять о новых направлениях?
— Да, но в определенных пределах, скажем так. Наши сегодняшние законы не позволяют в полной мере высказать все, что человек думает.
Совместную выставку Ельцин Центра с Энциклопедией русского авангарда «Мир как беспредметность. Рождение нового искусства» можно посетить до 20 февраля 2022 года. Она находится в арт-галерее Ельцин Центра в Екатеринбурге. Выставка объединяет 84 работы, в том числе из Русского музея и Третьяковской галереи. Среди художников — Казимир Малевич, Марк Шагал, Лев Юдин, Константин Рождественский, Павел Филонов и другие.
Хочешь, чтобы в стране были независимые СМИ? Поддержи Znak.com
Поддержи независимую журналистику
руб.Сделать регулярным (раз в месяц)Я согласен с условиямиОплатитьУсловия использования
Источник:
